Летом 1992 года, когда великая держава последнюю сосиску без кетчупа доедала, я надумал жениться. Да под изумлённый возглас своего капитана:
– В это время женихаться?.. Не, я знал что ты дурак, но чтоб настолько… Одно слово ‒ дурак! Невеста-то откуда?
– Воронежская. Казачка. В Вильнюсе живёт.
– А-а-а?.. Вывозить будешь?
– Ясень-пень!
– Тогда другое дело! Благословляю! На справку, что в море уходим, по ней в три дня должны расписать.
А так и женился. В Вильнюсе. Ибо питерские и около культурной столицы невесты мне что-то не глянулись.
Вот.
А на втором месяце беременности жены я ушёл в очередной рейс. На четыре месяца. А вернулся аж через семь с половиной.
Мы тогда в Бискайском заливе потонули немного. Из-за раздолбая одного, что поленился в трюме натяжение цепей проверить, которыми контейнера крепились, и сбрехнувшего, что всё в норме. А тут шторм. В результате появившейся слабины цепи порвались. Контейнера поехали. Ну и началось… В итоге всю ночь “Ура!” с матюгами мешали. И потому весьма удачно потоп тот до утра пережили. Ибо в ту же ночь недалеко от нас, в пределах видимости топовых огней, и ещё два судна тонули, филиппинское и малайское. Вот те-то тонули неудачно. И в итоге утонули.
Бискайский залив недаром “кладбищем кораблей” называется.
И мы могли “неудачно”. Но наше “Ура!” в конце-концов было услышано. И на небесах, и на военной базе во французском Бресте. После чего с восходом солнца и пришло высокое позволение из французского Бреста зайти в порт их военно-морской. И мы… заползли. На одном борту. С креном под 45 градусов.
Ночью же французы почему-то не разрешали заход, до утра убеждая нас, что рудовоз наш ‒ их вероятный противник. Когда же филиппинец и малаец “Mэйдэй” орать прекратили, тогда-то, как кажется, и французы те о вечности задумались. О собственной.
Ну а мы “Мэйдэй” и не планировали орать. Капитан сказал, что SOS ‒ плохая примета. Решил без того спасаться. Собственными силами. А когда под утро у экипажа силы закончились, тогда-то капитан наш Бресту тому и сказал, открытым текстом, чтоб и иные слышали, и не только в море:
– Слышь, диспетчер, малаец и филиппинец своё уже оторали. А мы и начинать не станем. Но если что, знай ‒ тридцать душ русских на твою совесть лягут …ля!
А дело тут в том, что малайцу и филиппинцу силёнок не хватило до Бреста доползти; за много миль от него потопли. И потому французы хоть и слышали их SOS, но ни головой, ни совестью не мучились. А нам хватало. И сил, и упёртости. Ибо всю ночь с девятибалльным штормом боролись. Кто на руле, кто в машине, кто в трюме дырявом. До последних сил. И даже сверх того. Разбившись на пары и через час на третий рискуя жизнями своими в тёмноте трюма, по которому сорвавшаяся с цепи связка в две дюжины контейнера носилась по гладкой палубе, что дебил с горы. Ба-бысь, в левый борт. Ба-бысь, в правый. Ба-бысь! Ба-бысь! Ба-бысь…И так всю ночь. Да рядом с тобой. Да со снопами искр от трения одного железа о другое. Только отскакивай. Плюс, несколько тонн воды в пробоину пришло, которая тоже справа налево и обратно как цунами металась. А мы под ней ‒ что серфингисты… Ужас!
Так что Брест был наш единственный шанс. Мы уже и огни города наблюдали без бинокля. Французы же не желали впускать нас в их набитую натовскими секретами военную базу, поскольку догадывались, что флаг русские поменять могут, а дух нет. Вот капитану нашему и пришлось по совести их пройтись. И те, в итоге, зависли. Минут на 20‒30. А потом, после совещания наверное, и соизволили нам спастись. К величайшему нашему изумлению. После чего даже атеисты судовые перекрестились.
А так, завалившись на борт, и вползли в цитадель ту. С полузатопленным трюмом, с течью в соседний трюм и машинное отделение, с забитыми напрочь зёрнами кофе насосами и с креном на грани критического.
Примерно так было. Только ещё страшнее.
Потом несколько дней ремонтировались, меняя порванное контейнерами железо бортов. Где-то с полборта трюма заменить пришлось. Потом вышли в море и за несколько дней лопатами смайнали за борт несколько тонн испорченного морской водой зелёного кофе. Заодно и трюм вычистили. В итоге выбились из графика. Почему и остались без захода в родной порт. А так четырёхмесячный рейс и затянулся на семь с половиной. Зато заработали ну очень даже прилично. А на фоне тогдашней среднероссийской зарплаты ‒ просто охренеть сколько.
И вот, точно на день рождения пионерской организации, чётко в рабочий полдень 1993 года залатанный борт нашего судна аккуратно соприкоснулся с родным причалом родимого питерского порта. И в этот же самый момент в вильнюсском роддоме прозвучало первое «Ау!» моего ребёнка. Причём, на две недели раньше ожидаемого срока.
Покуда шла швартовка и подготовка судна к выгрузке, да с параллельной таможенной, пограничной и прочей сантехнической волокитой, новорождённый крик донёсся сначала до моей мамы, тут же ставшей бабушкой, а ещё через пару часов и до меня долетел.
– Привет, папуля! ‒ ошарашила меня примчавшаяся в порт мама. Ещё по трапу поднимаясь.
– Чё? ‒ изумился я.
И слёзы сами собой заволокли глаза мои.
Я задрал голову к небу, дабы они обратно закатились, и выдохнул, …ля (432 Гц), опоздал!!!
Потом, отдышавшись, расцеловался с мамой, кратко доложил боевую и политическую, ну и, не выдержав интриги, спросил:
– На УЗИ сказали… сын?
– Не, доченька! Да ты радуйся, будет кому на старости лет нос вытереть!
– Хорошо! ‒ согласился я, ‒ Но вот незадача: я подгузников мальчиковых купил. Памперсы называются.
– Да, пойдут! ‒ ответила счастливая мама, наконец-то ставшая бабушкой. А потом зачем-то поинтересовалась, ‒ Не маленькие?
– Да нет, средние.
– Ну, бог даст, налезут…
А через день я уже был в Вильнюсе. По дороге оставшись без часов типа «Ориент», зажигалки типа «Зиппо» и дорогущего помазка из шерсти какой-то твари экзотической. Уж больно попутчики душевные попались. Добрые. Напоздравляли от души. Что живой еду. Мол, не опоздал. Вот и отдарился за слова добрые.
В Вильнюсе тут же заявился на работу к жене, благо, та рядом с вокзалом находилась. Где и узнал, что дочь у меня ‒ богатырша. Причём такая, каких, со слов самой старой медсестры того роддома, в Вильнюсе уже 30 лет не рождалось. А может и больше. Во всяком случае за те 30 лет, что та там работает, такой точно не рождалось.
– Так она ж на две недели недоношена, ‒ не поверил я.
– Тэйп! ‒ сказали на работе. Да и отвезли меня в роддом. На служебной «Скорой помощи». С мигалкой. По дороге в гастроном завернув. Возле которого я и цветов зачем-то купил.
В роддоме меня встретили как старого знакомого, улыбками и шутками-прибаутками эротического характера, типа, пока наши моряки годами пашут море их жёны рожают здоровых и крепких детишек, причём, у русских всегда почему-то богатыри и богатырши рождаются, не то что у местных, на полтора-два кг…
От шуток тех я потерялся напрочь, стоял, слушал молча, мялся с ноги на ногу, не понимая, куда букет свой деть; запрещено ведь, вроде как.
– Да так иди! ‒ добили меня сотрудники роддома, ‒ Белый халат только одень.
– Ачу! ‒ вспомнил я волшебное литовское слово. Да и отдарился медперсоналу за весёлые слова и тепло душевное коробкой диковинных тогда йогуртов, кучкой киви и одним изумившим их кокосом. Забыв пояснить, как тот открываются.
Потом на ватных ногах кое-как поднялся на какой-то этаж.
Потом меня довели до палаты.
А потом вообще ничего не помню. Один лишь проблеск в памяти остался: стоим с женой в обнимку и плачем. Успел…
Пришёл в себя от слов нянечки: «Доченьку-то посмотреть хочешь»?
Я вытер глаза, пожал плечами, развёл руками, мол, а можно?
– Можно! Только руками не трожь. А букет ‒ во, в банку поставь.
От той демократии я и пришёл в себя. Подарил жене букет, поздоровался с другими мамочками, выложил гостинцы заграничные. А тут и дочь внесли.
– Только, это, ‒ улыбаясь предупредила жена, ‒ У неё утром ячменец на веке выскочил; так что не пугайся.
– Не буду! ‒ пообещал я.
И тут же перепужался вусмерть.
Ибо опытными моряками предупреждён был, что все новорождённые зачастую страшненькие. А недоношенные ‒ всегда и очень. Мол, красные, мол, сморщенные, мол, некрасивые. А тут ещё и ячмень какой-то, типа писяка. Вот и приготовился вздрогнуть.
Однако, увидел весьма милое спящее личико. Чистенькое, беленькое, красивое. И очень похожее на лицо моей бабы Усти, мамы мамы.
«Своя»! ‒ подумал я, разглядывая дочь и улыбаясь сравнению этому.
И тут дочь открыла глаза и глянула на меня. Точнее ‒ только один открыла. А второй из-за ячменца лишь вздрогнул.
Присутствующие в палате загалдели, мол, узнает новорождённая отца или нет?
«Конечно не узнает»! ‒ подумал я, ‒ «Ведь ей месяц с небольшим был, когда я в море ушёл. Да и тот жена в Вильнюсе прожила, а я в Питере на пароходе отсидел».
Дочь невозмутимо перевела взгляд на присутствующих.
Потом снова глянула на меня. Безмятежно зевнула. Глянула ещё раз. И… застыла.
Напряглась.
Прищурилась.
Нахмурилась.
После чего и вцепилась в меня взглядом. Именно вцепилась. Одним глазом.
Потом снова перевела взгляд на присутствующих. По дороге внимательно рассмотрела букет цветов на подоконнике. Затем и в открытое окно глянула, внимательно рассмотрев макушки деревьев. И снова на меня внимание обратила. Причём, в этот раз буквально пронзив меня взглядом глазика своего. Да и замерла, рассматривая мои глаза. Сначала ‒ один. Потом ‒ другой. И ещё раз. И ещё…
Меня поначалу забавлял бегающий по мне взгляд глазика того. Но лишь до тех пор, пока не понял вдруг, что дочь банально сканирует меня. Как амёбу какую под мелкоскопом. Медленно-медленно осматривая сверху донизу. Голову… Тулово… Ноги… А потом и то что внутри.
В палате повисла тишина. Лишь мысль жены гремела: «Не дрейфь»!
Я постарался успокоился. Расслабился, позволяя дочери изучать меня столько, сколько ей угодно будет. При этом как бы со стороны наблюдая то, что она видит во мне. Те ощущения через некоторое время я даже записал. Вот они:
Около минуты дочь тщательно изучала мой внешний вид. После чего принялась рассматривать мой внутренний мир и то, что ему сопутствует, включая: автобиографию от шестого колена и до троюродных родственников; послужной список судов; членство в общественных организациях; отношение к воинской обязанности; награды и благодарности; размер заработной платы в рублях и валюте. Затем зачем-то изучила список периодических изданий, которые я выписал на второе полугодие 1993 года. Потом оценила состояние моей печени, как-то названной хирургом ведомственной поликлиники “лучшей в пароходстве”. Следом оценила состояние и иных органов, включая усы, из-под которых и лучилась моя счастливая, да на грани идиотизма улыбка. После чего прогулялась по моему Питеру. Осталась довольна. Затем заглянула в торговый порт и осмотрела мой пароход, на корме которого сиротливо стояли практически новые Жигули (одна пятилетка ‒ не срок), позже окрещённые Кобелькой. А потом и в каюту мою заглянула, где снисходительно отнеслась к естественному для прихода в родной порт бардаку. Положительно оценила количество аккуратно составленных разнообразных коробок с подарками, что у моряков отоваркой называются. Без эмоции осмотрела несбыточную мечту подавляющего количества сограждан под названием «Сони-Тринитрон», как, впрочем, и иные чудеса буржуйской электроники. Под конец неодобрительно глянула на пепельницу, полную папиросных окурков. Зато осталась довольна полным отсутствием тараканов в каюте…
Вот.
Рисунок дочери, уже 14-летней.
Завершив сканирование доча задёргалась в конверте своём, запыхтела, завертела головой, пискнув что-то на букву «Й». И все присутствующие прекрасно поняли, что она намеревается ПРОТЯНУТЬ МНЕ РУЧКИ СВОИ.
Но не может.
И не понимает, как радость свою проявить!
Когда же поняла, что конверта ей не одолеть, то не стала капризничать, а просто взяла и… улыбнулась. Радостно! Да во весь свой беззубый ротик.
Что тут началось! Мамочки и нянечка в голос заголосили по-русски и литовски, мол, гляньте чудо какое, мол, глазам своим не верим, мол, новорождённая признала отца, даже голоса которого ни разу не слышала…
Меня накрыло волной благоговейной радости.
Ну и не нашёл ничего остроумнее, как спросить счастливую супругу:
– Группа крови, надеюсь, моя?
Дабы хоть как-то скрыть собственное смущение.
– Не важно, ‒ ответила сияющая жена, ‒ Главное, что она тебя признала!
Тут доченька и ещё раз беззубо улыбнулась, после чего сладко зевнула, закрыла свой глаз и… заснула. Безмятежно.
Ибо, все СВА были рядом.
***
Публикация:
