Ибо завёлся среди местных голубей баклан один, который в силу натуры своей бакланьей ну никак не мог мимо окна нашего спокойно пролететь; обязательно нужно было приземлиться на железный подоконник, типа «отлив», и сказать лежащему с другой стороны окна Семёну пару ласковых. Типа: «Эй, поганка бледная, где твоя тельняшка? Хозяин отнял?». Мол, все коты как коты ‒ полосатые, а у тебя всего лишь три полоски, да и те на хвосте. И далее ‒ по обстоятельствам. Но с обязательным окончанием: «Ну бывай, моряк-с-белой-печки-бряк».
И Семён ярился. И что-то отвечал в ответ. Но я, к сожалению, котика нашего не понимал.
Голубь же, гад такой, чуть ли не каждый день прилетал к окну нашему, усаживался на подоконник и начинал дразнить Семёна, то хвост ему показывая, то клювом о стекло морзянкой что-то оскорбительное выстукивая, да в адрес всех кошачьих, мол, видел я вас всех с высоты птичьего полёта.
Вот Семён как-то и не выдержал, и выбрался на отлив тот, мол, что-то вы, господин баклан в голубином обличье, за базаром своим совсем не следите, мол, как бы ответить не пришлось за слово некошерное. И уже вплотную к тому было подобрался. Осталось лишь лапу протянуть и коготочек выпустить, мол, пройдёмте, гражданин. Ан, по малому жизненному опыту не учёл котик наш того обстоятельства, что коготки его, прекрасно работающие по виниловым обоям и обивке кресел, с железом подоконника контакта не имеют, от слова совсем. Ну и заскользил по отливу тому. И свалился с третьего этажа. Собрав по пути все бетонные выступы нашей пятиэтажки. Да и грохнулся ниже уровня земли. Побившись сначала о бетонный же парапет лестницы, ведущей вниз, а потом и о её бетонные ступени, что в дверь подвала дома упирались. У той запертой двери и замер. На тёх лапах и с разбитой головой. Мол, где я, кто я и куда теперь бежать?
Хорошо, супруга дома была, услышала Сёмино мяуканье из-за окна и всё правильно поняла. Ну полетела как Скорая помощь, не забыв сирену врубить. На подвальных ступеньках и нашла Семушку, в полуобморочном состоянии, со сломанной лапой, разбитым до крови носом, вздыбившейся на загривке шерстью и шипеньем на все пять сторон света.
Голубь же тот сидел неподалёку, наблюдая за спасательной операцией моей супруги и продолжая издеваться над Семёном и родом его, мол, у меня и не такие летали, и не с такой высоты, а много выше.
Вот.
А так мы голубя того и запомнили. И потом часто и пристально наблюдали, как он приземляется на подоконник тот и расхаживает туда-сюда, заложив крылья за спину и котика нашего раззуживая, мол, выходи, белобрысый, побазарим по-мужски, один на один; три полоски свои только не забудь захватить.
Семён же лишь щурился в ответ, коготки свои себе в подушечки лап вонзая.
А через полгода всё же не стерпел и снова вылез к голубю на отлив. Но уже на трёх лапах. Когтями же четвертой за комнатный подоконник держался. Но не удержался. И опять улетел. Но более удачно.
В тот день я три часа вокруг дома бегал, «кыськая» Сёмушку со всех сторон дома, да на девять парадных. Думал, что он в подвал с испуга забился. Хорошо, люди добрые подсказали, что какой-то белый котик в одной из парадных на пятом этаже сидит.
Как я его нашёл у чужой двери, как он обрадовался мне, как на плечо моё голое запрыгнул, как от страха за часы одиночества вцепился когтями мне в спину и шею, как я запереживал, чтобы коготь его до сонной артерии моей не достал, как спускался по ступенькам вниз, как придерживал его аккуратно, как потом шли по улице мужик в одних шортах и тапочках и белый котик на плече, как улыбались все без исключения прохожие, как потом поднимались по ступенькам, как в родную квартиру вошли и как оба рухнули на пол без сил ‒ всего этого я тут рассказывать не стану.
И как Семён ещё раз из-за голубя того свалился тоже не стану. Ибо не видел. А супруга не соизволила подробности рассказать.
Когда же Семён восстановился после третьего своего полёта и последовавшей за ним клинической смертью, да с последующей чудесной реанимацией, то первым делом всё же поймал врага своего. Ну и натешился в волю.
Примерно этак.
До того дня я даже и не догадывался, сколько в голубе пуха и перьев.
Впрочем, лично я этого Сёмина подвига не видел, был на работе. А как вернулся домой, то весьма удивился неестественной для семьи картину: дочь пылесосит кухню. Странно думаю, вроде, не её обязанность, но моя. А та смеётся и рассказывает, что сидя в своей комнате услышала шум непонятный с кухни раздающийся и какое-то кудахтанье. Зашла и видит, что Семён по полу катает того самого голубя, держа одно его крыло в зубах. Дочь закричала на кота, чтоб тот голубка отпустил, но куда там; тот лишь злее стал драть его, тряся головой и лупя голубем об пол. Пришлось силу применить. Кое-как отобрала и попыталась выпихнуть голубя в щель приоткрытой рамы, через которую Семён его зацепил и на кухню затащил, походя свалив несколько горшков с цветами. Но голубь в щель почему-то не пролезал. Пришлось открывать раму. Выпустила. И тот полетел, махая одним нормальным крылом, а другим лысым. И поблёскивая полуголой спиной…
Я слушал выпучив глаза. Ибо уж больно всё фантастически звучало. Но летающий по квартире пух о случившемся говорил многоречивее любых слов.
Долго потом мы всё семьёй, да с котиком во главе, веселились, рассматривая голубя того на крыше соседнего дома, да в окружении более пернатых. И ещё месяц зачищали квартиру от разлетевшегося голубиного пуха.
Ибо нефиг было!