Переписывают историю, причём довольно уже давно и планомерно, тратя на это огромные государственные средства — сами же питерские либералы в случке с красной шизой. Разные воспоминания о блокаде, разные позиции — вплоть до обвинений Советской власти и большевиков, что напрасно не сдали город немцам (больше выжило бы!), — звучат в эти дни, как ранее на «Дожде».
Вспоминаются и мифы (в духе геббельсовской пропаганды тех лет) о самолётах, которые лично для пиршеств Жданова доставляли чуть ли не пирожные с икрой, пока тысячи ленинградцев получали краюшки хлеба на сутки, — геббельсовско-либеральные мифы порождают даже соответствующие экранизации, причём финансирует этот бред Министерство культуры РФ. Мединский даже в сугубо советско-патриотической, интернационалистской теме 28 героев-панфиловцев умудрился профинансировать не кого-нибудь, а питерского режиссёра-монархиста — так что фильмы в стиле «Смерть Сталина» ещё будут появляться при власти питерских «хранителей памяти».
Судьбы блокадников были действительно разные — в том смысле, что противоположностью героям были не только поддавшиеся панике, но и сеявшие её, сознательные подлецы. Интеллигенция, как московская, так и питерская обожает ставить в упрёк большевикам гибель Хармса. Мол, типичный случай душегубства — талантливый поэт пал жертвой тоталитаризма (ведь у нас шла не нацистская оккупация, а «война тоталитаризмов»)… Миф этот в среде интеллигенции давно принимается всерьёз: умучили Хармса за несогласие с генеральной линией партии, за талантливое юродство. Кстати, очень похожая судьба была у питерского беспартийного интеллигента Бруно Минлоса, только он высказывался не столь откровенно, как Хармс, но просто рассказывал с чьих-то слов о подземных аэродромах люфтваффе в Прибалтике, которые позволили так быстро наступать. Умер на пересылке — «герой» Бессмертного барака, между прочим.
Так что же было с Хармсом на самом деле?
23 августа 1941 года член Союза писателей СССР Даниил Иванович Ювачёв (Хармс) был арестован за распространение в своём окружении «клеветнических и пораженческих настроений». В постановлении на арест приводятся слова Хармса:
— Советский Союз проиграл войну в первый же день, Ленинград теперь либо будет осаждён или умрёт голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камня на камне… Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену [sic] и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемёта с чердаков во время уличных боёв с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в них из этого же пулемёта. Для меня приятней находиться у немцев в концлагерях, чем жить при Советской власти.
Ощущаете глубинное родство с нынешними либералами? Что после таких заявлений полагалось чекистам и даже простым милиционерам делать с гражданином СССР? Но НКВД, «Большой дом» на Литейном проявил гуманизм — писатель же!
Не расстрелян (хотя законы военного времени требовали немедленного расстрела при таких разговорчиках — в других случаях, в Москве, например, чекисты таких паникёров мгновенно ставили к стенке) — помещён в психушку, ибо и был не вполне нормален. Чтобы избежать расстрела, Хармс симулировал сумасшествие; военный трибунал определил «по тяжести совершённого преступления» содержать Хармса в психиатрической больнице. Даниил Хармс умер 2 февраля 1942 года во время блокады Ленинграда, в наиболее тяжёлый по количеству голодных смертей месяц, в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты» (Санкт-Петербург, Арсенальная улица, дом 9).
Типичная жертва тоталитаризма, верно?
Кстати, насколько был на самом деле сумасшедшим Хармс, это ещё вопрос. Испытывая стеснённость в средствах, пописывал вполне партийные стишки, которые либеральная интеллигенция напрочь позабывала, поклоняясь его наиболее абсурдистским и эротоманским экзерсисам.
***
Цитата: «Травить детей – это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!»
…и ещё цитата: «Голая еврейская девушка раздвигает ножки и выливает на свои половые органы из чашки молоко. Молоко стекает в глубокую столовую тарелку. Из тарелки молоко переливают обратно в чашку и предлагают мне выпить. Я пью; от молока пахнет сыром… Голая еврейская девушка сидит передо мной с раздвинутыми ногами, ее половые органы выпачканы в молоке. Она наклоняется вперед и смотрит на свои половые органы. Из ее половых органов начинает течь прозрачная и тягучая жидкость…»
***
На этом, в принципе можно было бы и закончить рассказ про этого больного во всю голову ублюдка, если бы вдобавок к его сумашествию, не вылезала тяга к творчеству для детей.
А ведь Хармс писал и для пионеров:
Это книга для октябрят «Звёздочка» за 1980-й, олимпиадный год. Годы, как теперь говорят, застоя — хотя, случаем «совковой скуки» или же жестокой цензуры эту публикацию точно не назовёшь. Там даже фирменное «ВСЁ» в конце есть.
***
Тут, конечно, имеется непреодолимая для интеллигенции стена, тот самый моральный барьер и ловушка, в которую её, интеллигенцию, успешно ловил ещё Хрущёв своим паскудным докладом «О культе личности». Присуседившись к не им, а Сталиным ещё начатой в 1952-м кампании реабилитации военных, Хрущёв играл на таких же точно настроениях: «Ну, если писал прекрасные стихи — так не может запаниковать и стать врагом народа! Ну, если был красным маршалом и отчаянно бил белых в Гражданскую — значит, никакого военно-фашистского заговора не мог быть идеологом и организатором (Тухачевский)». Вот в этих же самых трёх сосёнках и заблудилась насмерть советская интеллигенция — а очнулась уже антисоветской и постсоветской, когда позакрывались НИИ, а капиталу и свободомыслие и интеллигенция стали не нужны (только развлекательной челядью при олигархах, ну, или в ТНК ещё места имеются).
Однако интеллигенция, выбравшая после таких нелёгких для неё моральных загадочек перестройки капитализм — встала на путь самоубийства как прослойки, оказалась дурой в самом буквальном смысле слова. Выбирая перестроечную «совесть», рушила страну, одобряла деиндустрализацию — а значит и свой базис рушила. Без умных машин, КБ, НИИ и наукоградов и интеллигенция стране уже не требуется — её подбирал в 90-х один только Сорос. Выбирая десоветизацию и декоммунизацию «именем Хармса» — интеллигенция шла по проторенной ещё Геббельсом тропинке, намеченной для Николая Клюева (календари с его фотографией как одного из «замученных в подвалах НКВД русских гениев» выпустили весьма полиграфически красивыми для оккупированных немцами территорий — они уже тогда создавали «Бессмертный барак»). Николай Клюев, кстати, входил в другой заговор — ССР (Союз спасения России 1935-37), и тоже, стойко, как Бруно Минлос, отрицал какие-либо связи (в случае Клюева — это были местные томские попы и затаившиеся белогвардейцы).
Каковы же были те, кто «умучили» Хармса — чекисты в блокадном Ленинграде?
Вот Кузьма Яковлевич Песочников, например (1890-1942). Для кого-то он «кровавый чекист», но вообще-то будущий чекист с 1905-го года работал слесарем в питерских мастерских. А в 1917-м вступил в военную организацию РСДРП(б) при дворце Кшесинской, оттуда ходил брать Зимний, а в мае 1918-го как машинист буксира «Выг» в Мурманске поднимал восстание солдат и рабочих, устанавливал Советскую власть. Его родные края – Север, Архангельская область, Холмогоры… В феврале 1920-го возглавил Мурманский отдел по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем (ЧК).
Обычный слесарь в том же году (!) попутно с переговорами о закупке угля в Норвегии, доставил из Вардё почту 3-го Интернационала, большей частью адресована она была Ленину (в условиях Гражданской – уникальная спецоперация). Далее снова работал в НКВД, но в 1935-м году ушёл добровольцем в ВМФ. Умер Песочников в 1942-м от голода, будучи начальником продовольственного склада в блокадном Ленинграде. Да-да, с Цурупой, который тоже заведовал продовольствием и падал в голодные обмороки в Кремле, они состояли в одной партии, зажравшаяся в 80-х номенклатура которой, по последним данным «развалила СССР»…
В статье заимствован фрагмент материала Дмитрия Чёрного