Очень случайно я услышал где-то в двенадцатом году или около того о новосибирской инициативе. Там был сделан любопытный доклад. Делали его формальные статистики, совсем классические, что называется, ребята от сохи, которые просто считали статистические корреляции, то есть проводили опрос, разбирались и искали определяющие факторы. Но, как и положено, работа, с которой нельзя спорить, потому что в ней нет никакого умозрения. Это был один эксперимент, и он интересовал их. Они собственно изучали Новосибирск и Новосибирскую область, интересовало их, из каких социальных слоев взялись успешные предприниматели.
Выяснилось, что успешные предприниматели взялись только из двух слоев: это лидеры молодежных банд и лидеры молодежных организаций ВЛКСМ советского периода. Причем это почти анекдот, самыми успешными предпринимателями были те, кто в детстве, вернее, в юности совмещал в себе обе этих позиции.
Смотрите, о чем я здесь говорю. Я говорю о следующем. Для того чтобы в современных условиях управлять, нужно, конечно, иметь массу знаний, умений и так далее. Но, вообще-то говоря, людей, которые знают и умеют, у нас очень много. И нехватки в них точно никто не испытывает, их всегда можно получить на консультационные позиции. А для того, чтобы управлять, нужна пассионарность. Нужно быть готовым рискнуть всем, начиная себя и своей семьей.
И уже затем всем остальным это страшно. Но эта ситуация кризиса такова. Он именно так проявляется. Поэтому, когда Владимир Владимирович говорит: “Давайте возьмем людей с СВО”, а ему отвечают: “Да, многие же туда пошли для того, чтобы получить освобождение от заключений!”, я отвечу следующее: у меня есть доверие к человеку, который совершил преступление, для того чтобы не сидеть, пошел на войну и на этой войне выжил, он продемонстрировал, что он может принять решение, не беспокоясь ни о своей, ни о чужой жизни, что в кризисе и нужно! А снабдить этого человека инструментами, поверьте, те, кто уже сейчас есть, смогут.
Это не есть проблема. Поэтому, да, очень хорошо, что есть все эти школы, есть масса людей, владеющих инструментами. Теперь нам нужно, чтобы эти люди получили руководителей. А руководитель в данном случае рассматривается по двум факторам: бесстрашие и пассионарность (сколько угодно, берите термин, пассионарность меня вполне устраивает, а можете брать просто бесстрашие) и, как ни странно, второй термин – патриотизм, для которого интересы страны значат что-то большее, чем возможность спокойно посещать умирающий Запад и получать свою порцию, ну, того же хамама.
Вот этот момент принципиальный, и, видимо, эти люди сейчас и будут замещать значительную часть элит. Но я бы хотел просить вашего внимания, что если вы посмотрите на значительную часть уже существующей элиты, вы в общем выясните, что они в целом удовлетворяют этим требованиям: патриотизма и бесстрашия.
В общем-то, этих людей будут искать, можно ли их специально производить? Но я очень сомневаюсь, по Гумилеву, конечно, нельзя. А я вам скажу, что любая значительная война, любая война с народным характером (можете назвать её ответственной), таких войн немного, но они бывают, и, как ни странно, данная война такова. Вот в таких войнах происходит, разумеется, воспитание пассионарности. А как ни странно, в ней не выживают наименее пассионарные. Крайние, конечно, нигде не выживают, но общий уровень пассионарности после войны в такой ситуации не падает, а растет. Обратите внимание, как правило, после войны наступает послевоенная депрессия. Вспомните Первую мировую, а теперь посмотрите на послевоенный рост в США и Советском Союзе после Второй мировой. Какая депрессия? Быстрейший рост, причем рост там и там сразу во всех сферах. Поэтому я, кстати, ожидаю здесь похожего, но для этого нужны необходимые условия: войну выигрывать надо.
Понятие пассионарности включает в себя и энергичность, и способность подняться над личными интересами, и именно тот патриотизм. А для этих пассионариев Гумилёв придумал термин “субпассионарии”. Вот смотрите, Гумилёв плюс шесть – это готовность идти на верную смерть за свои убеждения. Плюс пять – готовность рисковать жизнью за свои убеждения. Плюс четыре – готовность пойти на сильный риск, но не на смерть. Плюс три – это уже ситуация, когда мы готовы чем-то заплатить за хорошую жизнь. Есть также и два, и один, и между прочим, минус.
В любом случае, России придётся укомплектовать не только управленческую элиту, но и научную, культурную элиту, и для этого нужны какие-то способы выискивания этих людей, которые способны. Это не вопрос школы, не вопрос даже среды, а вопрос таланта, который даётся свыше.
Да, именно так. Но здесь есть еще вопросы их отбора, если говорить об ученых. Но сейчас ситуация такова: российская наука оказывается вне мировой науки, что с одной стороны создает неприемлемые риски, а с другой стороны, между прочим, дает возможность продвижения, не оглядываясь на общепринятую в России или тем более на Западе позицию мирового сообщества. При этом есть большие риски заниматься уже наукой. Но если мы рассматриваем как общий мировой тренд, когда наука переходит от создания новых истин к отбору нежизнеспособных истин, то есть из когнитивного перехода в критическую позицию, то, возможно, переход в России на когнитивную позицию, пусть даже из кучи ошибок, даст возможность найти этих людей.
Вы изучали биографии знаменитых советских ученых, конструкторов. У них всех были очень простые биографии, и вот это очень интересная ситуация. Мы говорим о них, как о тех, кто спас Россию в войну, создал всю необходимую военную технику. Да, можно сколько угодно ругать ее. Но с учетом возможностей страны она фактически решила те задачи, которые перед ней стояли. Известная фраза Туполева: “Самолеты у нас будут похуже, но зато мы их сделаем заметно больше.” Он решал задачи именно таким образом: сделать один экземпляр рекордной машины может почти каждый, даже это удавалось итальянцам. А нужно было, чтобы их на фронте было много и чтобы их делали заводы, где работают люди, не обладающие особыми навыками. Вот я к тому, что практически все эти люди шли по одному и тому же пути. Это был класс, включенный в историю после революции, которому до этого не были доступны даже высшее образование, не говоря уже о высшей элите. И вот с этими классами сейчас придется работать. Что же касается науки и инженерии, у нас все довольно неплохо, потому что сохранились еще советские кадры, и в целом нам удалось сохранить преемственность, а школа была хорошей школой.
Футуролог и публицист Сергей Переслегин
Фрагмент взят из видео:
Публикация:
Янус Полуэктович Невструев — единый в двух лицах директор института и политолог блуждающий в прошлом и будущем!