Часть 1. Свобода
Дверь на крышу открылась. Карина сразу увидела Савелия. Он держался за ограждение, стоя на очень узком парапете. Немного наклонился в сторону пропасти с асфальтовым дном, находящимся на сорок восемь этажей ниже. Карина резко ускорила шаг: никогда не знаешь, в какой момент самоубийца сделает свой. Последний.
Из-за сильного ветра прыгун не слышал, как она подошла.
— Э-э-э, мужик, стой! Меня подожди! — крикнула Карина, как будто хотела успеть в закрывающийся лифт.
— Что? — От такой обыденности Савелий только это и смог выговорить.
— Ну меня подожди, не прыгай один. — Карина параллельно доедала бургер, и это добавляло легкомысленности к ее и так достаточно хулиганскому образу: ветровка, худи, широкие джинсы, кеды и кепка. Савелий, наоборот, выбрал для своего последнего дня весьма торжественный лук. Брюки, подобие строгих ботинок, произведенных, очевидно, в каком-то подвале неподалеку, свитер, плащ, который ему скорее всего достался по наследству, — и шапка, похожая на ту, что мы видим в классических экранизациях историй о Шерлоке Холмсе.
Чтобы ответить Карине, воспитанный Савелий неуклюже развернулся: разговаривать спиной к собеседнику ему казалось невежливым. Учитывая, что все эти перемещения происходили на узком пространстве, он вынужден был крепко держаться за ограждение, чтобы не упасть.
Карина усмехнулась очевидному противоречию в действиях человека, вообще-то собиравшегося прыгнуть и оттого выглядевшего комичным в попытках удержаться.
Самое смешное, что Савелий и правда в этот момент думал не о предстоящей кончине, а о том, как соблюсти все приличия в разговоре с незнакомкой — и не уйти, не попрощавшись и не ответив на все заданные ему вопросы.
— Простите, я… я не понял… вы тоже хотите?
— Я не хочу, но если ты прыгнешь, то я тоже. Иначе как я себе это прощу?
Савелий наконец удобно устроился. Ощутив хотя бы какую-то стабильность, вступил в беседу, уже не отвлекаясь:
— Вы тут ни при чем. Просто уйдите, пожалуйста.
— Что значит — ни при чем? Это я потом Будде буду рассказывать, что ни при чем, и он меня реинкарнирует в жабу за то, что я тебе дала спокойно так нырнуть.
— Откуда вы взялись на мою голову! — стал сокрушаться Савелий. — Нас никто никуда не реинкарнирует, мы просто умираем — и все выключается. — Савелий произнес эту фразу и с грустью, и с надеждой одновременно.
— Это тебе кто такую чушь наплел? — Карина громко хлюпала, всасывая через трубочку лимонад.
— Я это точно знаю. — Савелий стал похож на обиженного школьника.
— Ага, думаешь по-тихому свалить? Не, чувак, это не компьютерная игра. Ты вот сейчас прыгнешь, и те десять секунд, что ты летишь, и будут единственными десятью секундами твоей свободы. А потом все сначала.
Савелий о чем-то задумался, посмотрел вниз и с извиняющейся улыбкой сказал:
— Восемь.
— Что — восемь?
— Тут лететь восемь секунд.
Карина отметила какую-то особенную трогательность в общей нелепости ее нового знакомого. Даже голос у него был тихий, еле заметный, ненавязчивый. Карина подумала: наверное, таким голосом невозможно ни на кого накричать… да и в целом Савелий не производил впечатления человека, способного по-настоящему рассердиться, поэтому она решила особо не выбирать шутки и тональность:
— Ты что, прыгал уже? В прошлой жизни?
Савелий улыбнулся:
— Довольно смешная шутка. Нет, я в прошлый раз кинул вниз конфету и посчитал… Прыгнуть не смог. Страшно. Я, конечно, тяжелее конфеты, но в целом быстро…
— Конфету он кинул. Короче, не важно, сколько лететь, ты, как в асфальт войдешь, — сразу предстанешь перед Буддой, и он с тебя спросит.
— Я крещеный. Уж если во что и верить, так в то, что я сразу в ад попаду как самоубийца. — Савелий свое будущее нарисовал без страха, скорее с уверенностью.
— Так я про что? — Карина закурила и облокотилась на ограждение. — Будда тебя реинкарнирует в какого-нибудь мудака и пришлет сюда. Чистый ад. Ты же не знаешь, каково это — жить мудаком?
— Почему не знаю?
— Да потому, что ты не мудак.
— Откуда вы знаете?
— Слышь, крещеный… а ты можешь с парапета слезть, мы договорим — и потом прыгай сколько твоей душе угодно, с меня уже никто не спросит. А вот если ты сейчас поскользнешься, то мне потом прилетит.
В это время с Савелия слетела шапка и отправилась отсчитывать свои секунды свободы. Карина и ее новый друг проводили взглядом нелепый головной убор.
— Ну чего тебе — западло, что ли, сползти и договорить? А потом вали вслед за…
— Хорошо. Помогите, пожалуйста, тут очень неудобный парапет.
Карина начала операцию по перетаскиванию Савелия, который оказался еще более раскоординированным, чем она предполагала.
— Этот парапет не для этого строили, — сказала она в тот момент, когда Савелий наконец переместил все части своего тела через решетку. — Продолжим. Вот тебя как зовут?
— Савелий.
— Савелий?
— Можно Савва.
— Да я в курсе, что Савва. Вот ты чего, Савва, прыгать собрался?
Савелий, не зная, что сказать, разглядывал отходящую от ботинка подошву.
— Молчишь, да? А я отвечу: потому что внутри скребет. А ты знаешь, не у всех скребет. Скребет только у тех, кто не мудак. Таких вообще немного. Поэтому сверху и прислали разнарядку, что самоубийство — это грех. Хоть как-то таких, как ты, тормознуть, а то на земле одни мудаки останутся. Так вот, то, что у тебя скребет, — это совесть. А значит, ты не мудак.
Савелий оторвался от созерцания полураспада своей обуви и печально ответил:
— Да какая разница, есть у меня совесть или нет, если я по сути ничтожество бессмысленное. Я прыгну — и, кроме мамы, вообще никто не огорчится. Да и то не уверен.
— Ну а ты ее спроси.
— Я спросил, еще неделю назад.
— Что сказал?
— Ну я ей сказал: «Мне что, в окно, что ли, выйти, чтобы ты меня заметила?»
— А она?
— Она ответила: «Выйди, только деньги на похороны оставь».
Карина решила тему родителей пока не поднимать.
— Оставил?
— Нет у меня их, нет, — кивнув в сторону своей говорящей обуви, пробормотал Савелий.
— Слушай, ну так нельзя. Деньги надо было оставить. Нельзя с долгами к Будде.
— Где же я их возьму? Там тысяч сто, наверное, надо.
— Двести.
— Тем более. У меня зарплата тридцать. Мне семь месяцев голодать придется, чтобы меня похоронили.
Карина про себя усмехнулась тому, что с самим фактом возможных претензий от Будды Савелий спорить не стал.
— Ну а ты как хотел? Ты же пожил, надо хоть немного, но заслать в оркестр.
— В какой оркестр?
Карина закатила глаза и скривила губы, давая понять, что Савелий не считывает самые примитивные культурные коды.
— Похоронный, блин. Фраза такая есть.
— А если я всю жизнь мучился, мне за что платить?
— Савелий, всю жизнь ты не мучился, ты меня тут не разводи. Здоровый вон вроде. Дотянул же как-то до своих лет. Сколько тебе?
— Сорок три.
— Ну вот. Сорок три года дышал, ел, пил, дрочил — я думаю, в туалет ходил. Вот ты утром сходил в туалет?
— Нет… — то ли пытаясь вспомнить, то ли стесняясь, просопел Савелий.
Карина немедленно его пристыдила:
— Ты что, дурак? На том свете не сходишь! А это же дикий кайф, особенно если прижало, а туалета нет. И вдруг ты его видишь, и он открыт, ты в него влетаешь и… Это же высшее счастье: для мужика, для бабы — неважно! За это можно уж как-нибудь двести тысяч заплатить. То, что в последний день своей жизни не кайфанул, это ты точно дурак. Тем более ты, пока летишь, обязательно обделаешься, и сам понимаешь, что собой представлять будешь там, внизу. Каша. Ну на вид так себе. Я тебе, Савелий, вот что скажу. Лететь порожняком надо. Порожняком.
Савелий оторопел, а потом его тихий голос, как мог, обозначил возмущение:
— Вы вот сейчас серьезно? Я всю свою жизнь в туалет спустил, а вы мне…
— А кто тебе сказал, что ты ее в туалет спустил?
— Все!
— Ну мама — это понятно. А еще кто?
— Папа, — буркнул Савелий.
— А у нас еще и папа чувствительный имеется. — Карина в очередной раз изумилась разумности ряда существ, которых Бог наградил детьми.
Савелий продолжил:
— Да, но он давно с нами не живет. Просто мы тут как-то решили пообщаться, ну он так мне и сказал…
— Хорошие у тебя родители, Савелий. А еще кто? Девушка?
— Откуда у меня девушка, вы на меня посмотрите. — Савелий искренне удивился вопросу Карины.
— А что с тобой не так? У тебя член есть?
Савелий отвернулся, так как на такие вопросы он до этого не отвечал, а назвать его стеснительным, как вы понимаете, — это ничего не сказать.
— Есть.
— С ним все в порядке?
— Вроде да.
— Ну и все. Что еще надо. Если честно, и без члена можно обойтись. Чего ты тут мне изображаешь?
— Слушайте! — прервал ее Савелий. — Вы про меня ничего знаете!
— Так расскажи!
И Савелия прорвало. Следующие слова он выплевывал как пулемет:
— Я работаю фасовщиком презервативов! Живу с мамой, у меня наследственная язва, от этого изо рта запах! Какая девушка? Меня только что бросила та, что просто ходила со мной по парку гулять!
Патроны кончились. Карина оглядела себя. Вроде ее не задело.
— Это все, из-за чего ты с крыши прыгнуть собрался?
— Нет! Прыгнуть я собрался потому, что дальше тупик. Понимаете?! Тупик! Все будет только хуже.
— Может, тебе язву вылечить, уйти с работы и от мамы съехать, ну как вариант? — деловито предложила Карина.
— А что поменяется? Тем более там с язвой как-то все очень дорого и сложно, а работы другой у нас в городке нет.
— Ты что, не из Москвы, что ли?
— Нет, я из Подмосковья.
Новая информация возмутила Карину:
— А чего ты сюда приехал? Не мог у себя в городе прыгнуть? Чего ты статистику Собянину портишь?
— У нас высоких зданий нет. У нас там ничего нет. Фабрика презервативов — и все, — обреченно вздохнул Савелий.
В этой обреченности было столько умилительного, что Карина не сдержалась:
— Город гондонов, что ли?
Неожиданно Савелий выпрямился и ответил даже с какой-то гордостью:
— Нас так и называют. А мы не обижаемся. Хоть какая-то особенность.
— А сегодня ты почему их не фасуешь? Отгул взял?
— Нет, просто не пришел.
— Это же прогул!
— Я же с собой покончу, какая разница?
— Большая. Тебе Будда предъявит за прогул.
— Да идите вы со своим Буддой, что он мне может предъявить? Что презервативы не дофасовал?
— Именно! Ведь сегодня простой был, значит, куда-то презервативы не поставят, кто-то их не купит, потрахается без них, заразится нехорошим чем, помрет, а виноват ты будешь, Савелий! Ты! Нехорошо. У тебя миссия была — человека спасти, а ты сбежал.
— Миссия?! — Савелий опять взорвался.
— Да, а что?
— Вы издеваетесь?!
— Нет. Я же тебе сейчас объяснила цепочку. Она логичная?
— Ну да, — как бы подозревая какую-то ловушку, согласился Савелий.
— И таких цепочек я тебе нарисую: и с твоей мамой, с твоим папой и даже с язвой. Вот, может, тебе надо к какому-то врачу попасть, который тебя вылечит, ты девушку найдешь, детей родишь, они что-то полезное сделают, и врач, получается, свою миссию выполнит. А ты вот эту цепочку прервать захотел. Еще тебе придется скорую вызывать, она, вместо того чтобы кого-то спасать, поедет тебя от асфальта отскребать. И того чувака спасти не успеет. То есть на тебе еще один жмур.
— Кто?
— Покойник, кто? А если ты еще и упадешь на кого, то и третий. Тебе за трех жмуров Будда такую реинкарнацию устроит, что потом молиться будешь, чтобы в презик реинкарнировали. Ты пойми, Савелий, я сейчас серьезно.
Вдруг Карина взяла Савелия за руку, и из ее голоса действительно ушли все шутливые интонации:
— Ты родился — значит, миллионы лет эволюция шла к этому. Триллионы сперматозоидов подохли за эти годы, чтобы ты в итоге вот здесь стоял и за стоп-кран держался? Ты в своем роде такой один. И, сука, точно нужный, иначе зачем вся эта эволюция? И то, что ты не знаешь, зачем ты нужен, ни хрена тебя не освобождает от ответственности. А врач у меня, кстати, есть хороший. Я тебе телефон дам. Скажешь, что от Карины, он тебя примет бесплатно. Ну или отсыплешь ему гондонов. Вот, к слову, тоже миссия. Если ты сейчас прыгнешь, то Валера без гондонов останется. Тоже косяк кармический. Запиши телефон.
Савелий не знал, что ответить, и, скорее, в качестве согласия с концепцией Карины стал записывать номер врача в свой телефон. А когда закончил, вдруг с извинениями и какой-то радостью сказал:
— Извините. Я в туалет захотел.
— Вот! Это Будда о тебе подумал. Ты это, давай сходи, Савелий. Посиди, подумай о моих словах.
— Спасибо вам… вы… а вы-то сюда зачем пришли? Вы мне про себя ничего не рассказали…
— Я? Зачем? — Савелий заметил печаль, проскользнувшую по лицу его спасительницы. — Да это здание моего отца, я тут с детства тусуюсь, и я тебе скажу, ты не первый, кого я от прыжков отговариваю. Много кого видела. — Карина задумчиво посмотрела на Москву с высоты человеческого полета.
— А почему они прыгнуть хотели?
— По-разному. У кого рак, кто-то от любви. Одна девочка, — Карина задумалась, мышцы на лице дернулись, — на самолет опоздала.
— Это как?
— В прямом смысле слова. А самолет разбился. Вместе с ее мужем и двумя детьми.
Савелий оторопел:
— Ужас какой…
— Ее я не уговорила… Она ушла, потом вернулась и прыгнула.
— Ну знаете, тут как уговоришь… Тут без шансов. Мне даже как-то стыдно…
— Да можно было… Я просто слов не нашла. Зато для тебя нашла…
Карина вновь закурила. Савелий задумался. Внизу шумел город.
— Спасибо вам… Правда спасибо! А можно, — Савелий даже как-то потерялся от собственной смелости, — я вам позвоню как-нибудь?
Карина понимала, что на такую просьбу в своем обычном режиме Савелий решался бы год.
— Звони. Но я тут уехать собираюсь… может, телефон брать не будет. Но давай я тебе оставлю номер. Ты набирай, может, я как-нибудь узнаю, что ты звонил.
Получив телефон, Савелий попрощался, побрел в сторону двери и вдруг развернулся. Подошел к Карине с еще более растерянным лицом:
— Извините, я… я думал… ну, в общем, у меня нет денег на обратную дорогу. Думал, не понадобится. Одолжите мне, пожалуйста, рублей сто. Я вам верну обязательно! Я всегда возвращаю!
В словах Савелия было столько искренности и абсолютной убежденности в том, что нельзя не отдавать долги, что Карина с горечью подумала о том, что с миром что-то не так, раз такие, как Савелий, на похороны накопить не могут. Она достала из кармана смятые купюры:
— Эх-х, Савелий, бери. Можешь не отдавать.
— Спасибо! Я вот домой приеду, сразу же вам на телефон переведу. И вообще позвоню! Вы же уедете… ненадолго?
— Как получится, Савелий. Береги себя, ты очень классный. Правда.
Карина проводила его взглядом и закурила последнюю в пачке сигарету. Усмехнулась.
Дверь за Савелием закрылась. Она подождала, не вернется ли ее фасовщик? Не почувствует ли?
Савелий не вернулся.
Через пять минут она перешагнула ограждение, выкинула окурок, посмотрела, как тот полетел вслед за шапкой, и прыгнула.
Часть 2. Воля
…Открыла глаза в привычном кафе. Инструктор, как всегда, пил кофе, словно пытаясь запомнить вкус. Карина взяла его чашку, отпила и выдохнула.
— Господи, ну почему каждый раз страшно?
Инструктор вернул себе кофе и, посмотрев, сколько осталось, спокойно спросил:
— Ты сейчас «Господи» сказала как вводное слово — или хочешь, чтобы я спросил при случае?
Карина закатила глаза, будто в сотый раз услышала глупый анекдот.
— Если бы вас заставили с крыши постоянно прыгать, я думаю, шутили бы вы реже.
— Тебя никто не заставлял. Ты сама, — с какой-то излишней тягучестью и поучением ответил Инструктор.
— Сама я — один раз! А вот это искупление — вы мне придумали. Даже этот Савелий сказал, что у меня были все основания для самоубийства. Что меня никто бы не отговорил! Мне так никто и не объяснил с этим самолетом проклятым, что за замысел такой божественный, чтобы я всю семью потеряла. Устроили себе шоу!
— Ты на меня-то не кричи, я что, справочная? У меня тоже, может, вопросы есть, но я терпеливо жду. Эклеры вот ем.
— Эклеры он ест! Я тоже, пожалуй, съем. Одно на том свете радует — худеть не надо. Слушайте, а вот еще вопрос: если бы Савелий прыгнул, его бы тоже потом заставили всех отговаривать? Просто мне кажется, такой как он может уговорить только прыгнуть, а вот наоборот — не факт.
— Конечно, у него было бы такое же задание… тут же все без мозгов, одна ты умная.
— Вопрос снят. Напомните, сколько мне еще осталось?
— Сейчас табличку посмотрю.
Инструктор стал деловито копаться в ноутбуке с логотипом, на который Карина раньше не обращала внимания. Яблоко с как будто приклеенным назад откушенным куском. Она усмехнулась, но не стала уточнять, что конкретно имели в виду местные производители, а ее контролер нашел нужный файл:
— Так. Савелий у нас девятый. Из них двое все равно покончили с собой в течение недели, а один тогда поскользнулся, не считается. Значит, шесть жизней спасла. Еще одна — и твой дозор окончен!
Карина на киношутку реагировать не стала, хотя поняла, что Инструктор, вместо того чтобы внимательно слушать, как она людей отговаривает, сидит и смотрит сериалы. «По образу и подобию»… Везде бардак.
Но она решила не отвлекаться от главной темы:
— А вдруг Савелий передумает?
— Не передумает.
— Откуда вы знаете?
— А его машина сбила! — Инструктор сказал это так, как если бы ребенок забыл маме сообщить о пятерке.
— Когда?!
— Вот сейчас! Он свою шапку увидел валяющуюся и решил поднять. Машину не заметил. — Инструктор улыбнулся и начал разворачивать маленькую шоколадку:
Лицо Карины стало наливаться кровью. От юной хулиганки, которая отговаривала очередного самоубийцу, не осталось и следа:
— Вы что, совсем офонарели тут? Я всю оставшуюся душу вложила, чтобы его с крыши снять, а его машина сбила?!
Карина перегнулась через стол, взяла Инструктора за грудки и прошипела, неожиданно перейдя на ты:
— Ты же, сука, знал, что так будет! Знал? Говори!
— Ты это… эклер съешь и не кричи… Я ничего не знал. Богом клянусь. — Инструктор посмотрел на небо.
— Да иди ты в жопу со своим эклером! Давайте оживляйте этого Савелия! Парню сорок три года, а вы его в расход! Сам справляйся или своим наверх звони. Как хочешь!
Инструктор отвечал очень спокойно и немного театрализованно. Он как будто играл роль вершителя судеб, а не был им — играл посредственно:
— Да не буду я никому звонить, много чести. И хорош тут благотворительный фонд включать. Ты свое дело сделала. И давай по совести, ну на хрена ему было дальше мучиться, а? Ну что у него за жизнь? А тут раз — и всё, никакого суицида, лети себе в рай белым лебедем, и все благодаря тебе. Плюсик в карму.
— А ты не много на себя берешь — решать, хорошая у него жизнь или нет? — Карина, очевидно, не любила спектакли и поэтому говорила все требовательнее и требовательнее.
Однако ответ Инструктора ее немного озадачил.
— А ты? — спросил он. — Ты-то сейчас своих прыгунов отработаешь, и все, свалишь куда повыше, с семьей увидишься — и гори оно. А Савелию с его набором как-то жить там, на земле, надо. А как ему жить-то?
— Ничего, уж как-нибудь справится!
— Слушай, ты мне истерить прекращай, нам всем — в смысле и тебе и мне — очень, знаешь ли, выгодно, что его машина сбила.
— Выгодно? Почему? — искренне удивилась Карина.
— Ну а как? У тебя один остался, а если бы Савелия машина не сбила, он бы точно в течение недели все равно прыгнул бы. Хорошо, не точно. Но с вероятностью процентов пятьдесят, а это значит — тебе двоих пришлось бы спасать, и двоих на этой крыше… народ нынче с крыши нечасто прыгает, все больше таблетки… Зависли бы с тобой тут еще бог его знает на сколько времени.
— Что значит — зависли? А ты тут при чем?
Инструктор понял, что брякнул лишнее, но ему стало лень выдумывать легенду:
— При том! Пока ты семерых не отработаешь, я тут тоже прилип тебя караулить. Мне эклеры эти уже знаешь где?!
Карина внимательно на него посмотрела:
— Тебя чего, тоже наказали, получается?
— Чего это сразу «наказали»? — обиженно уточнил любитель эклеров. — Задание дали. Ты вот своего мужа с детьми увидеть хочешь?
— Хочу, — не понимая связи, ответила Карина.
— Вот и я кое-чего хочу. — Вид у Инструктора был как у ребенка, которого не пустили в Диснейленд.
— Чего?
— Только не надо смеяться.
— Мне не до смеха.
— Я хочу узнать, кто убил Кеннеди. Мне обещали сказать.
Карина упала в тяжелый фейспалм.
— Ты чего, дурак? Какой Кеннеди? Тебе не по хрену?
— Нет. Я, считай, из-за него умер, — поделился своим прошлым Инструктор.
— Поясни… и извини, что я на «ты». Просто выбесили вы меня все.
— Да не проблема. Я, вообще, из Штатов, там все на «ты». Я журналист-исследователь, писал книгу про Кеннеди, полжизни вопрос изучал, выпустил в итоге свою работу — а ее разнесли в пух и прах. Критики. А когда я писал, соцсетей не придумали еще, и мне негде было ответить, да и тем, кому понравилось, тоже некуда было написать. Раньше же хейт направляли в одну сторону, понимаешь? Ну я и умер от сердечного приступа после месячного запоя. Глупо, но как есть. Вот я тут немного продвинулся по карьерной лестнице, обещали сказать… Я без этой правды спать не могу.
Карина этот каминг-аут восприняла своеобразно:
— То есть, пока я не отработаю, ты тут как привязанный?
— Вроде того. — Инструктор попросил еще кофе.
Карина замолчала, пытаясь осознать только что услышанное. Потом вдохнула, собралась и озвучила требования властям от террористов:
— Тогда возвращай Савелия. Иначе я вообще перестану их уговаривать. Понятно? Связывайся со своими, мантру читай — в общем, как хочешь.
Инструктор опешил:
— Что значит — перестанешь?! Ты должна!
— Никому я ничего не должна, — спокойно ответила Карина. — Свобода воли. Основа мироздания. Вечность буду в этом кафе с тобой сидеть, вечность с эклерами! Как тебе? Прыщами покроешься адскими и про Кеннеди не узнаешь! — Карина откусила большой кусок от эклера.
Настало время Инструктора озадачиться. Однако он заподозрил подопечную в блефе:
— То есть ты готова из-за Савелия своих не увидеть? Ты чего, меня на понт берешь?
Возможно, когда Карина начинала говорить, она и вправду блефовала, но… как это часто бывает с россиянами, в процессе спора появляется решимость идти до самого конца, даже если и плана такого не было.
— Готова! — сказала она. — Не из-за Савелия, а потому, что несправедливо так, понятно? А если все несправедливо, то зачем все? Оживляй.
Инструктор помрачнел и окончательно растерял всю свою ленивую чванливость.
— Да не могу я его оживить, — грустно сказал Инструктор.
— А кто может?!
— Никто. Здесь — никто.
— Но меня-то оживляете каждый раз!
— Реально-то мы тебя оживить не можем. Это спецэффект, считай. Так все устроено, что ни я, ни начальство, ни даже Бог смерть отыграть назад не может. Я тоже, если честно, разочаровался в системе. Некоторых людей очень жалко. Вот так.
Карина всю свою короткую жизнь отличалась тем, что не сдавалась. Кроме одного раза, как вы уже поняли.
— Ты сказал — здесь никто. А там? Там кто-то может?
— Врач может, если успеет и руки не из жопы. В смысле врач скорой.
— А скорая едет?!
— Ты же сказала, что из-за него скорая приедет. Вот она и едет, в пробке застряла.
— Ну хотя бы с пробкой ты можешь помочь?!
Инструктор огляделся по сторонам:
— Ты только меня не сдавай. Я научился тут светофоры блокировать. Иногда красный свет минут десять держу и слушаю, как люди власть ругают. Мелочь, а приятно. Это же я — власть, получается.
— Что у тебя в голове… Врубай скорой зеленый, короче.
Инструктор тыкнул что-то в компьютере:
— Едет.
— Молодец. Слушай, а в скорой хороший врач?
— А я знаю? Сейчас хороших врачей — днем с огнем, одни блогеры везде, даже среди врачей.
— Не поспоришь. Тебя как зовут, вообще?
— В последней жизни звали Джеффри.
— Джеффри, ты молиться умеешь?
— А что? Вроде да. Тренинг проходил тут.
— Вот и молись. Молись, чтобы он был врачом больше, чем блогером! Иначе — я тебе слово даю — мы здесь навсегда останемся. Я, ты и эклеры.
— Хорошо. Я попробую. Ты тоже давай. Никогда не знаешь, чей звонок примет колл-центр.
— Очень смешно!
Прошло минут пять. Неожиданно Инструктор просиял:
— Слушай, ну твой Савелий прям феерически невезучий персонаж.
— Что такое?
— Весь переломался вдобавок ко всему своему набору и выжил. Выжил! Лузер — он и есть лузер.
Карина улыбнулась, обняла Джеффри и с какой-то особой теплотой сказала:
— Сам ты лузер. Может, ему в больнице язву поправят, медсестра какая приласкает, родители его наконец в себя придут, поймут, что нельзя так с сыном. Короче, слава Богу, что он выжил!
Джеффри буркнул:
— Врачу слава, вообще-то. Хотя и Богу, конечно, тоже — он же врачей придумал. А знаешь… Неслучайно он под машину попал… Он теперь месяц под присмотром, с крыши уже не прыгнуть. Значит, один нам остался!
— Один. Слушай, а все-таки: почему мне каждый раз так страшно прыгать? Ведь знаю же, что это, как ты сказал… спецэффект, а все равно такая жуть…
Джеффри поставил чашку с кофе на стол и сказал неожиданно холодно, если не зло:
— Чтобы ты на все жизни будущие запомнила, что нельзя так. А ты думаешь, почему некоторые люди так высоты боятся? Помнят.
— Логично. Я запомню.
Джеффри улыбнулся и сразу потеплел:
— Так, ну ладно, давай угощу тебя еще одним эклером, ты же Савелию все свои суточные отдала.
— Давай, Джеффри, а чего вы тут на суточных экономите-то?
— Вот не порти мне настроение, а!
Из больницы Савелий не вернулся.
Остался завхозом, потом дорос до начальника столовой и вскоре стал самым любимым человеком в этом так завязанном на любовь учреждении.
Публикация:
