История эта случилась давно, в советские ещё времена, в конце 80-х, где-то в тропических странах типа острова Маврикий, когда три тройки советских моряков нечаянно пересеклись у местной забегаловки с громким названием «Миссия», где и ошвартовались, за жизнь морскую потравить. Ну и сидим в том баре-кафе за сдвинутыми столами, морские байки под пиво травим, дружным хохотом местных мух пугая. А один моряк, эстонец по национальности, потягивает пиво своё и даже и не улыбается. Звали его Айвар.
Вот чёрт и дёрнул за язык спросить его: «Что, Айварушка, загрустил?»
Тот посмотрел на меня долгим недоуменным взглядом. Насупился. Покраснел. Протяжно вздохнул. И вдруг, вместе с выдохом, по его щеке потекла скупая мужская слеза. А затем и другая на другой заблестела.
Хохот, ясень-пень, затих. Моряки только что не с кулаками набросились на меня, мол, что ты нашему наидобрейшему и тишайшему эстонцу ляпнул?
Я выпучил глаза, вжал голову в плечи, развёл руками: и сам не понимаю.
А Айвар в это время вытирает одну слёзку, другую, после чего и говорит:
— Меня ещё никто и никогда ТАК не называл.
И далее, по слогам, как колыбельную поют:
— Ай-ва-а-ар-У-У-УШЬ-Ь-Ь-ка!
Тут от грянувшего нашего рёва даже мухи африканские жужжать перестали.
После чего один из моряков и говорит:
— Да у вас эстонцев и суффикса-то такого нет, «ушк»!
И мухи зажужжали снова.
Вот.
Я же смотрел на блестящие Айваровы глаза и недоумевал: «Фига-се у нас суффиксы!»
***