15 ноября 1774 года, в Москву, в железной клетке, доставили Емельяна Пугачёва, с именем которого связана крестьянская война в России и последний перелом в мировой истории, закрепивший власть династии Романовых на огромной территории Российской Империи.
Сегодня узнать правду о восстании Пугачёва практически невозможно, поскольку в 1775 году в России запретили всякое упоминание даже имени Пугачёва, но некоторые факты все же дошли до нашего времени.
Под грифом «секретно»
Предводитель одной из крупнейших крестьянских войн Емельян Пугачёв родился около 1740 года, примерно через 110 лет после другого известного бунтаря — Степана Разина, и даже в одной и той же маленькой станице Зимовейская (сегодня Волгоградская область, станица Пугачёвская). Этот предприимчивый, смелый человек всегда стремился выделиться из казаков и это, благодаря лидерским задаткам, у него получалось.
Он участвовал и в Семилетней войне, и в русско-турецкой, хвастался перед сотоварищами саблей, якобы подаренной Петром I, никогда не вёл оседлый образ жизни и во время скитаний выдавал себя за купца из Царьграда. Это, правда, официальная версия. Но о Емельяне Пугачёве и его восстании по широкодоступным первоисточникам судить было бы неправильно. Достаточно отметить, что все материалы по делу Пугачёва на протяжении 144 лет, до конца правления династии Романовых, были под грифом «секретно».
Даже Пушкин, во время работы над своей «Историей Пугачёва», писал, что все материалы по делу опечатаны. Сведений, обнародованных правительством, ему хватило всего на 36 страниц, и великий русский поэт понимал, что работа эта далеко не полная и содержит много противоречий. В своём труде он даже обращается к историкам будущего, выражая надежду, что потомки дополнят и исправят его труд.
Бандит или полководец
Войска Емельяна Пугачёва и сегодня достаточно часто называют «бандами». Но к бандам, как правило, примыкают люди определённого рода занятий и их действия носят антиобщественную направленность. Однако, доподлинно известно, что, когда Пугачёв брал города, его радостно приветствовал не только простой люд, но и богатые купцы, и даже иерархи церкви. Пушкин писал, что в Пензе Пугачёва встречали хлебом-солью, с иконами и падали перед ним на колени.
Доподлинно известно, что пушки для войск Пугачёва отливали на заводах Урала. Царские историки утверждали, что рабочие присоединились к Пугачёву, устроив бунт, но есть и другое мнение – уральские заводы принадлежали Великой Тартарии, командование войсками которой и взял на себя Пугачёв.
Собирался ли Пугачёв на российский трон
По данным романовских историков, Емельян Пугачёв присвоил себе имя царя Петра III, супруга императрицы Екатерины II, который скончался летом 1762 года, провозгласил себя царём и издавал царские манифесты. Однако, Пушкин писал, что в Саранске, встречая Пугачёва, архимандрит вышел к нему с Евангелием и крестом, а служа молебен называл государыней не Екатерину, а некую Устинию Петровну. Ряд историков считает, что этот факт является прямым опровержением официальной версии о претензиях Пугачева на российский трон, но есть мнения и диаметрально противоположные.
В Европе узнали об успехах восстания по икре.
Русское правительство информацию об успехах восстания Емельяна Пугачёва скрывало от иностранных дипломатов самым тщательным образом. Не сообщили и о том, что войска Пугачёва уже вышли на Волгу. Но граф Сольмс, который в то время был немецким посолом, догадался об этом сам – в торговых лавках не стало чёрной икры.
Патриот или агент иностранной разведки
Не исключено, что фамилия «Пугачёв» вовсе и не фамилия, а придуманное властями прозвище (от слова «пугало» или «пугач»). Это традиционный пропагандистский приём того времени – вызвать негативные ассоциации с именами неугодных личностей. Так же было и с царём Дмитрием Ивановичем, которого наградили прозвищем Отрепьев (от «отребье»).
Но есть и другая версия, по которой настоящий Емельян Пугачёв, — человек буйный, на язык невоздержанный, имевший привычку бродяжничать и большим умом не отличавшийся, в 1773 году умер в казанской тюрьме, а из тюрьмы под его именем бежал другой, который и назвал себя императором Петром III. А успешно его восстание было потому, что за ним тянулся то ли турецкий, то ли польский, то ли французский след. Впрочем, каждая из этих стран имела свой интерес в том, чтобы ослабить Россию.
Пугачёва конвоировал в Москву Суворов
Императрица Екатерина прекрасно понимала серьёзнейшие проблемы геополитического характера, которые могло повлечь за собой восстание. Поэтому на подавление его привлекли самого Суворова. Мало того, — великий полководец лично конвоировал Пугачева в Москву, где палач и отрубил ему голову. Это позволяет понять важность персоны Емельяна Пугачёва, и осознать тот факт, что расценивать поднятое им восстание как «бунт» не получается. Восстание Пугачёва – гражданская война, определившая на том этапе будущее Империи.
Сокровища Емельяна Пугачева
По слухам, в казне атамана были несметные сокровища татарских и башкирских ханов. Вот только до сегодняшнего времени ни лошадиная попона, расшитая тысячами рубинов и сапфиров, ни огромный бриллиант, который якобы был у атамана, не найдены. Кладом этим, который по легенде хранится в Емелькиной пещере в окрестностях села Нагайбаково на Урале, интересовался сам Никита Хрущёв и даже отправил туда экспедицию кладоискателей. Но успехом экспедиция не увенчалась, как и прочие подобные.
В 1775 станица Зимовейская стала Потёмкинской, река Яик — рекой Урал, Яицкое Казачество назвали Уральским, Запорожскую Сечь ликвидировали, а Волжское казачье войско расформировали. Все события этой войны, по повелению Екатерины II, предали забвению.
ОСКОРБЛЕННАЯ ИМПЕРАТРИЦА И ЖЁНЫ «САМОЗВАНЦА»
В те дни, когда в Поволжье бушевал пожар крестьянской войны, поднятый донским казаком Емельяном Пугачевым, Екатерина Вторая писала Вольтеру: «13 августа 1774 года. Я не изменила Вам ни Для Дидро, ни для Гримма, ни для какого другого фаворита. Маркиз Пугачев наделал мне много хлопот в этом году: я была вынуждена более 6 недель следить с непрерывным вниманием за этим делом, а вы браните меня…» В следующем письме в сентябре 1774 года просвещенная государыня продолжала: «… по всей вероятности господин Маркиз Пугачев весьма близок к окончанию своей роли…»
(Сборник Императорского Русского Исторического общества, т. 13, 1874, с. 435—436, 445).»
Простой донской казак из Зимовейской станицы, провозгласивший себя царем Петром III, поставил императрицу в очень щекотливое положение и как государыню, и как женщину. Он славил её своей неверной женой, угрожал постричь в монахини, отнять у неё престол и потом передать «своему сыну Павлу I», которого императрица столько лет держала подальше от трона.»
В числе мер, предпринятых для разоблачения самозванца, было и приказание отыскать его жену Софью Дмитриевну Пугачеву, донскую казачку. Это было сделано в конце октября — начале ноября 1773 года. Вместе с тремя детьми — сыном Трофимом 10 лет и дочерьми — Аграфеной 6 лет и трехлетней Христиной — она была доставлена в Казань, в острог, «безо всякого оскорбления», с целью уличить ими «государственного злодея» в случае поимки. Рекомендовалось в базарные дни выпускать Софью в народ, где она рассказывала бы о себе и о своем муже Пугачеве.»
В это время Пугачев со своим войском берет одну крепость за другой. В Татищевой крепости среди пленных его внимание привлекла молодая женщина — Харлова. Ее отец, комендант Татищевой крепости Елагин, и её муж, майор Харлов, комендант соседней крепости, были казнены пугачевцами. Пугачев приблизил к себе молодую дворянку Харлову. Он поселился с ней в Бердской слободе, в семи верстах от Оренбурга, только ей позволял входить к себе в палатку во время отдыха, советовался с ней. Оскорбленные рядовые казаки убили Харлову и её семилетнего брата. Чтобы успокоить своего вождя, загоревавшего по любимой женщине, зажиточные казаки решили женить Пугачева на яицкой казачке — семнадцатилетней красавице Устинье Петровне Кузнецовой. («Исторический вестник» т. 16, 1884).»
Сам Е.И. Пугачев на первом допросе 15 сентября 1774 года говорил, что сначала он, якобы, отказывался от предложения жениться с таким объяснением: «Если я здесь женюсь, то Россия мне не поверит, что я царь». И все-таки в первых числах февраля 1774 года свадьба состоялась. Венчались Е.И. Пугачев и У.П. Кузнецова в церкви Петра и Павла в Яицком городке.
По собственному признанию Емельяна Ивановича, «в песнях церковных во время венчания велел я жену мою именовать государынею императрицей Всероссийскою». И после свадьбы при богослужениях он требовал поминать после Государя Петра Федоровича супругу его Государыню Устинью Петровну. Но даже те священнослужители, которые перешли на сторону пугачевцев, не согласились с этим, сказывая, что не получали на то разрешения от Синода. (А. Пушкин. «История Пугачева»).»
Е.И. Пугачев (1742—1775).
Устинья пробыла «царицей» два с половиной месяца, фактически женой Пугачева — десять дней (из её показаний), 26 апреля 1774 года её с матерью в числе 220 колодников отправили в Оренбург, с которого осада была уже снята, в учрежденную «секретную комиссию» для допроса.
А.С. Пушкин писал: «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием. Никогда успехи его не были ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такой силой. Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции».
В июле Пугачев взял Казань. Две трети города выгорело, 25 церквей и три монастыря дымились в развалинах. Пугачев освободил из тюрьмы оставшихся в живых колодников.
Там он нашел и жену свою Софью с тремя детьми. Сын Трофим узнал отца, на что Пугачев заметил: «Сказывают, что это жена моя. Это неправда! Она подлинно жена друга моего Емельяна Пугачева, который замучен за меня в тюрьме под розыском. Помня мужа её мне одолжение, я не оставлю её».
Почти до самого пленения Е.И. Пугачева Софья Дмитриевна с детьми находилась в обозе у повстанцев. В это время уральская «царица» Устинья, попавшая в руки правительственных войск, должна была ходить в народ и рассказывать, что Пугачев — это не царь Петр III, а донской казак Емелька Пугачев.
Именно в те дни Екатерина II писала князю М.Н. Волконскому: «Неужели чтоб с семью полками вы не в состоянии Пугачева словить и прекратить беспокойство. Я приказала генерал-поручика Суворова прислать к вам наискорея». А.В. Суворов не участвовал в поимке самозванца, но конвоировал Е.И. Пугачева из Яицкого городка в Симбирск. Конвой состоял из двух рот пехоты, 200 казаков и двух орудий. На пути к Симбирску, в 140 верстах от Самары, близ избы, где ночевал Пугачев, случился пожар. «Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с сыном его, резвым и смелым мальчиком, и всю ночь Суворов сам их караулил», — так писал А.С. Пушкине «Истории Пугачева». (Великий русский полководец ещё дважды встретится с семьей крестьянского вождя, когда в 1791 и 1795 годах будет проверять обороноспособность Кексгольмской крепости.)
4 ноября 1774 года вождь крестьянской войны был доставлен в Москву, и Екатерина II написала Вольтеру:
«Он (Пугачев — Л.П.) не умеет ни читать, ни писать, но это человек чрезвычайно смелый и решительный… Надежда, которую он осмеливается питать, (это то) что я могу его помиловать, так как, по его словам, он храбр и может своими будущими услугами загладить свои прежние злодейства. Если бы он оскорбил только меня, то его рассуждение было бы справедливо и я бы простила его, но это дело не мое личное, а касается всей империи, которая имеет свои законы».
Екатерина II не искренна в этих словах: оскорбленная, она до конца своих дней не простила даже ни в чем не повинных детей и жен Пугачева.
ОТДАЛЕННЫЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ
Уже 5 января 1775 года в сентенции о казни Е.И. Пугачева было указано: «… А понеже ни в каких преступлениях не участвовали обе жены самозванцевы, первая Софья — дочь Донского казака Дмитрия Никифорова, вторая — Устинья, дочь яицкого казака Петра Кузнецова, и малолетние от первой жены сын и две дочери, то отдалить их без наказания, куда благоволит правительствующий Сенат».
В Указе Её Императорского Величества от 9 января 1775 года отмечалось: семью Пугачева «содержать в Кексгольме, не выпуская из крепости, давая только в оной свободу для получения себе работою содержания и пропитания да сверх того произведя и из казны на каждого по 15-ти копеек в день». Так, накануне казни «крестьянского царя» была решена судьба двух женщин и троих детей, которые на долгие десятилетия стали «секретными арестантами».
Софья Дмитриевна — первая жена Е.И. Пугачева.
О том, что их считали очень опасными государственными преступницами, свидетельствует специальная инструкция, написанная 11 января того же года, в которой говорилось следующее:
«1) Взяв по подорожной из ямской конторы подводы, и посадя тех женок и детей в разные сани по двое, ехать в Выборг, не заезжая в Петербург, а объехав оный стороною, не останавливаясь ни где праздно ни малое время.
2) Будучи в пути содержать тех женок под караулом, никого
к ним посторонних не допускать, ножа, яду и протчих оруди-
ев, чем человек может себя и другого повредить, им не давать, за ними же смотреть, чтобы они из-под караула каким-либо образом уйти не могли. 3) Никаких с ними разговоров не иметь».
Десять дней пути от Москвы до Выборга. На двух подводах — арестанты, на четырех — конвой. В Выборге «государственные преступники» представлены Выборгскому генерал-губернатору Энгельгарту, а затем — в Кексгольм. Уже 24 января 1775 года отмечено их при-
бытие в Кексгольмскую крепость. С этого времени имя крестьянского предводителя Е.И. Пугачева, никогда не бывавшего в Кексгольме, навсегда вошло в историю Кексгольмской крепости, в которой его семья должна была находиться пожизненно.
Главная башня, на первом этаже которой ночевали Пугачевы, с тех пор стала называться «пугачевской». Правда, самим членам семьи «бунтовщика и государственного злодея» было запрещено называться его фамилией, специальным Указом Её Императорского Величества предписывалось «сказываться только именами и отчествами». Целыми днями узники работали в крепости, не выходя за её пределы. В выссшие инстанции ежемесячно посылались отчеты о их поведении — «ведут себя исправно».
И вот наступил торжественный день — 25-летие царствования императрицы Екатерины II. 28 июня 1787 года объявлен высочайший Манифест «О дарованных от Её Величества к народу милосердиях распространяющихся на различные состояния подданных», в том числе и на государственных преступников. 12 июля комендант Кексгольмской крепости премьер — майор Яков Гофман получил Указ из Выборгского наместничества с предписанием составить ведомость — «ежели есть в городе Кексгольме подходящие к освобождению» по указанным в манифесте статьям.
Гофман растерялся, о чем свидетельствует его рапорт от 20 июля 1787 года на имя генерал-прокурора тайного советника сенатора князя А.А. Вяземского. Комендант крепости честно признается, что не знает, каковы преступления содержащихся в Кексгольмской крепости «секретных арестантов», и ему неизвестно «достойны ли они воспользоваться высочайшим милосердием по изображенным в том манифесте статьям».
Известно, что «о находящихся в Кексгольмской крепости секретных арестантах всеподданнейше было доложено Её Императорскому Величеству, по чему Её Величество высочайше повелеть соизволила: всем тем арестантам остаться на прежнем положении».
Казематная жизнь текла своим чередом. Никто и ничто в Российской империи не смело напоминать Государыне о пугачевщине. И сын её Павел I, ненавидевший свою мать, после её смерти вернет из ссылки Радищева, освободит Новикова, но останется солидарен с матушкой в отношении семьи Пугачева.
НОВЫЙ ЦАРЬ В РОССИИ, НОВЫЙ КОМЕНДАНТ В КЕКСГОЛЬМЕ
В декабре 1796 года, уже через месяц после вступления на престол, Павел I отправил в Кексгольм обер-секретаря тайной экспедиции Сената А.С. Макарова, и тот, возвратившись в Петербург, доложил: «В Кексгольмской крепости Софья и Устинья, женки бывшего самозванца Емельяна Пугачева, две дочери девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим с 1775 года содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Содержание имеют от казны по 15 копеек в день. Живут порядочно. Имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются. Читать и писать не умеют».
Через год, в декабре 1797 года, из Кексгольма поступил документ от нового коменданта крепости полковника графа де Мендоза Ботелло, который сообщил тайному советнику генерал-прокурору князю А.Б. Куракину, что по прибытии в Кексгольм он выяснил, что его предшественники нарушали «начальственные повеления», не исполняли их по отношению
к секретным арестантам, «а делали им послабления». Он же, новый комендант, приступил к исполнению своих обязанностей, «как закон и верховная власть» ему повелевают.
Вместе с тем, новый комендант не лишен был человеколюбия. В том же рапорте он сообщал, что не нашел никакого предписания об освещении камеры, в которой жила семья Пугачева, и на свой страх и риск «приказал в вечернее время для ужина и доколе не лягут спать иметь огонь, а как скоро лягут спать и сами не погасят, то караульные унтер-офицеры с часовыми сие выполнили б».
Из этого же рапорта узнаем, что графа де Мендоза Ботелло в Кексгольмской крепости ждал ещё и сюрприз. Оказалось, что «девка Аграфена имеет рожденного у себя сына, которого прижила через насилие от бывшего коменданта полковника Гофмана».
Пока шла переписка, пока снимали допрос с Аграфены, Христины, Софьи и Устиньи, внук Емельяна Ивановича Пугачева, нареченный при крещении Андреем, 5 января 1798 года скончался. Полковника Гофмана, переведенного на другое место, не стали разыскивать, дело постарались замять, не предавать огласке. Хотя Павла I держали в курсе всего происходящего. Новый комендант Кексгольской крепости граф де Мендоза Ботелло пробыл в крепости недолго-меньше, чем Павел I на престоле Российском.
12 марта 1801 года императором Всероссийским стал любимый внук Екатерины II — Александр I, который уничтожил Тайную экспедицию, наводившую ужас на все сословия, и пересмотрел списки заключенных, проходивших по этому ведомству.
15 мая 1802 года он подписал «Реестр тем людям, коих комиссия полагает оставить в настоящем их положении». Непомилованных в списке оставалось 115 человек (из семисот). После номера сорок седьмого шел подзаголовок: «Участвовавшие в бунте Пугачева», и под номерами с 48 по 52 перечислялись жены и дети Емельяна Ивановича. Прошло двадцать семь лет с момента их заточения, и никто не вспомнил формулировку приговора: «ни в каких преступлениях не участвовали…, то отдалить их без наказания…» Теперь оказалось, что они участвовали в бунте Пугачева и снисхождения для них быть не может.
Устинья Петровна Пугачева — вторая жена Е.И. Пугачева.
Прошёл год. Император отправился в путешествие по северо-западным землям. 2 июня 1803 года, обозревая Кексгольмскую крепость, увидел семью Пугачева. Дрогнуло сердце самодержца, и он «высочайше повелеть соизволил содержащихся в крепости жён известного Емельяна Пугачева с тремя детьми, а равно крестьянина Пантелея Никифорова» из-под караула освободить, «предоставить им жительство иметь в городе свободное с тем однако, чтоб из оного никуда не отлучались, имея при том за поступками их неослабное смотрение».
Комендант крепости должен был посылать ежемесячные рапорты о поступках «освобожденных», и рапорты переписывались слово в слово: «…выпущенные по высочайшему повелению из-под секретного караула со жительством в Кексгольме известного Емельки казака жены Софья и Устинья и от первой жены сын Трофим и дочери Аграфена и Христина, так же и крестьянин Пантелей Никифоров в прошедшем месяце ни в каких дурных поступках мною не замечены и ведут себя скромно. О чем Вашему высокопревосходительству и доношу».
На содержание от казны им все ещё выплачивалось по 15 копеек в день каждому. 18 ноября 1808 года умерла Устинья Петровна. Два с половиной месяца пробыла она «царицей» и тридцать три года провела в Кексгольме, из них 28 лет в заточении. Священнику Кексгольмского Рождественского собора было ведено вторую жену Пугачева Устинью Петровну «по долгу христианскому похоронить».
Когда умерла Софья Дмитриевна, неизвестно. Документов об этом пока не найдено. Но уже в 1811 году её не застает в живых известный государственный деятель и путешественник Ф.Ф. Вигель. В своих «Записках» он сообщает: «Март 1811 г. Кексгольм. Я ходил смотреть упраздненную крепость (её упразднили как оборонную в связи с присоединением всей Финляндии к России. — Л.П.) и в ней показывали мне семейство Пугачева, не знаю зачем всё ещё содержащееся под стражею, хотя не весьма строгою Оно состояло из престарелого сына и двух дочерей. Простой мужик и крестьянки, которые показались мне смирными и робкими». Прошло всего три года после смерти уральской красавицы Устиньи, и вот перемены: умерла Софья Дмитриевна, а дети Пугачева — снова в крепости.
«СЁСТРЫ» ЕМЕЛЬКИ
В июле 1826 года в Кексгольмскую крепость были доставлены декабристы. Один из них — И.И. Горбачевский — оставил потомкам рассказ, записанный П.И. Першиным в Сибири и опубликованный в конце XIX века в «Историческом вестнике» (1885 г., т. 21, июль).
«В то время, — рассказывал Иван Иванович Горбачевский, — в Кексгольмской крепости содержались две старушки Пугачевы, которых называли «сестрами» Емельки. Они пользовались в стенах крепости до известной степени свободою: гуляли по двору, ходили с ведрами за водою, убирали сами свою камеру, словом, обжились, были как дома и, кажется, иных жизненных условий совершенно не ведали…» «Надо полагать, — сообщает далее П.И. Першин, — что эти две женщины были дочерьми Пугачева, так как о сестрах его нигде не упоминается. Этим двум «царевнам», как их называли в шутку, в 1826 году было уже более, чем по 50 лет». «И.И. Горбачевский говорил, — повествует далее Першин, — что от скуки узники подшучивали над «царевнами», оказывали им почет, засылали сватов и трунили друг с другом, например, так:
— Женимся, Горбачевский, на «царевнах», — шутил князь Барятинский, — всё жё протекция будет.
Сам И.И. Горбачевский в письме к Михаилу Бестужеву писал: «вместе со Спиридоновым и Барятинским (отправлен) в крепость Кексгольм и посажен вместе с ними в отдельную от крепости на острову башню под названием в простонародье Пугачевской… застачи в башне двух дочерей знаменитого Пугачева… через несколько времени их выпустили жить на форштадт крепости Кексгольма под присмотр полиции, выдавая им по 25 копеек ассигнациями в сутки».
Кто были эти женщины? Ведь одна из дочерей Пугачева, Христина, как это удалось установить по метрической книге, умерла «13 июня 1826 года от паралича, исповедана и приобщена священником Федором Мызовским и погребена на городском кладбище». Следовательно, она не дожила до прибытия декабристов, которых привезли в Кексгольм в июле 1826 года.
Кого же тогда видели декабристы? Старшую дочь Пугачева Аграфену они видели точно, потому что она умерла, по данным метрической книги, 5 апреля 1833 года. Кто же была вторая «царевна»? Может быть, это действительно была сестра Е.И. Пугачева? Известно, что у Пугачева были две сестры — Федосья и Ульяна. Л.Б. Светлов в журнале «Вопросы истории»
(№ 12, 1968) сообщает: «…подвергаюсь преследованиям и другие родственники Пугачева, например, его сестра тоже находилась в заключении до конца своей жизни».
Об этом же свидетельствует А.С. Пушкин в своем дневнике, рассказывая о том, что произошло на балу у графа А.А. Бобринского 17 января 1834 года: «Говоря о моем «Пугачеве», он (государь — Л.П.) сказал мне, жаль, что я не знал, что ты о нем пишешь; я бы тебя познакомил с его сестрицей, которая тому три недели умерла в крепости Эрлингфоской… Правда, она жила на свободе в предместий, но далеко от своей донской станицы, на чужой, холодной стороне».
Эрлингфосом А.С. Пушкин называл Гельсингфорс (Хельсинки). В Государственном историческом архиве Ленинграда, где хранятся указанные выше метрические книги, такой книги за 1834 год по Гельсингфорсу не оказалось. Поэтому пока мы можем только предполагать: не исключено, что одна из сестер Пугачева действительно была в Кексгольме в 1826 году и умерла в Гельсингфорсе в январе 1834 года. Документами, подтверждающими это предположение, мы, к сожалению, не располагаем.
СКОЛЬКО БЫЛО СЫНОВЕЙ У Е.И. ПУГАЧЕВА?
До сих пор остается загадкой судьба на Пугачева — Трофима. В 1811 году его видел в Кексгольмской крепости Ф.Ф. Вигель, а в 1826 году — его уже нет: в заточении только «две старушки Пугачевы». Куда исчез Трофим? Умер? Бежал? Освободили? Документов об этом пока не обнаружено. А вот что было опубликовано в журнале «Наука и жизнь» (№ 2, 1964) в статье «О долголетних»: Филиппу Михайловичу Пугачеву сейчас 100 лет. Он живет в Целиноградской области вместе со своими детьми и внуками. Его отец — Михаил (!) Емельянович — был старшим сыном Емельяна Пугачева, дожил до 126 лет (в 90 лет стал отцом).
М. Астапенко в газете «Известия» (5 апреля, 1985), ссылаясь на книгу В. Моложавенко «Донские были», сообщил: «до недавнего времени в Целиноградской области жил родной внук Пугачева Филипп Пугачев. Он родился, когда его отцу Трофиму (!) перевалило за 90 (умер же он в возрасте 126 лет). Сам Филипп тоже прожил более 100 лет». Кто дожил до 126 лет — Трофим или Михаил? Как было отчество Филиппа — Трофимович или Михайлович? Из зерносовхоза Целиноградской области на наш запрос ответили так: «…проживал в совхозе внук Е.И. Пугачева Филипп Трофимович Пугачев, который умер в 1964 году. В настоящее время проживает внучка Филиппа Трофимовича — Татьяна Васильевна Пугачева».
Т.В. Пугачева написала нам следующее: «О своей родословной я ничего не знаю, ибо с дедушкой мы на эту тему никогда не говорили. Моего дедушку звали Филипп Михайлович,и он действительно умер в 1964 г. в з/с им. Каз ЦИКа».
В.С. Моложавенко, несколько страниц книги которого посвящено Е.И. Пугачеву и его потомкам, впервые «одиссею» Трофима услышал от ныне покойного профессора В.В. Мавродина, тоже считавшего себя одним из потомков Пугачева. На наш запрос Владимир Семёнович Моложавенко высказал предположение, что Татьяна Васильевна, будучи уже в прекло-
нном возрасте, могла ошибиться, называя своего деда Филиппом Михайловичем.