Ферма была расположена в долине между холмами Сомерсетшира. Старомодный каменный дом окружали сараи, загоны для скота и другие дворовые строения. Над его входной дверью красивыми старинными цифрами была высечена дата постройки: 1673; и серый, на века сложенный дом был такой же неотъемлемой частью пейзажа, как и деревья, под сенью которых он укрывался. Из ухоженного сада к большой дороге вела аллея великолепных вязов, которая украсила бы любую помещичью усадьбу. Люди, жившие там, были такими же крепкими, стойкими и скромными, как и самый дом. Гордились они только тем, что со времени его постройки все мужчины, принадлежавшие к этой семье, из поколения в поколение рождались и умирали в нем. Триста лет они обрабатывали здесь землю. Джорджу Медоузу было теперь пятьдесят лет, а его жене – на год или два меньше. Оба они были прекрасные, честные люди в расцвете сил, и дети их – два сына и три дочери – были красивые и здоровые. Им были чужды новомодные идеи – они не считали себя леди и джентльменами, знали свое место в жизни и довольствовались им. Я никогда не видал более сплоченной семьи. Все были веселы, трудолюбивы и доброжелательны. Их жизнь была патриархальна и гармонична, что придавало ей законченную красоту симфонии Бетховена или картины Тициана. Они были счастливы и достойны своего счастья. Но хозяином на ферме был не Джордж Медоуз (“Куда там”, – говорили в деревне): хозяйкой была его мать. “Прямо-таки мужчина в юбке”, – говорили про нее. Это была женщина семидесяти лет, высокая, статная, с седыми волосами, и хотя лицо ее было изборождено морщинами, глаза оставались живыми и острыми. Ее слово было законом в доме и на ферме; но она обладала чувством юмора и властвовала хотя и деспотично, но не жестоко. Шутки ее вызывали смех, и люди повторяли их. У нее была крепкая деловая хватка, и провести ее было трудно. Это была незаурядная личность. В ней уживались, что случается очень редко, доброжелательность и умение высмеять человека.
Однажды, когда я возвращался домой, меня остановила миссис Джордж. (Только к ее свекрови почтительно обращались как к “миссис Медоуз”, жену Джорджа называли просто “миссис Джордж”.) Она была чем-то сильно взволнована.
– Как бы вы думали, кто к нам сегодня приезжает? – спросила она меня. Дядя Джордж Медоуз. Знаете, тот, который был в Китае.
– Неужели? Я думал, что он умер.
– Мы все так думали.
Историю дядюшки Джорджа я слышал десятки раз, и она всегда забавляла меня, так как от нее веяло ароматом старинной легенды; теперь меня взволновала возможность увидеть ее героя. Ведь дядюшка Джордж Медоуз и Том, его младший брат, оба ухаживали за миссис Медоуз, когда она еще была Эмили Грин, пятьдесят с лишним лет назад, и когда Эмили вышла замуж за Тома, Джордж сел на корабль и уехал.
Было известно, что он поселился где-то на побережье Китая. В течение двадцати лет он изредка присылал им подарки; затем больше не подавал о себе вестей; когда Том Медоуз умер, его вдова написала об этом Джорджу, но ответа не получила; и наконец все решили, что его тоже нет в живых. Но несколько дней назад, к большому своему удивлению, они получили письмо из Портсмута от экономки приюта для моряков. Она сообщала, что последние десять лет Джордж Медоуз, искалеченный ревматизмом, провел там, а теперь, чувствуя, что жить ему осталось недолго, пожелал снова увидеть дом, в котором родился. Альберт, его внучатый племянник, отправился за ним в Портсмут на своем форде, к вечеру они должны были приехать.
– Только представьте себе, – говорила миссис Джордж, – он не был здесь больше пятидесяти лет. Он даже никогда не видел моего Джорджа, а ему уже пошел пятьдесят первый год.
– А что думает об этом миссис Медоуз? – спросил я.
– Ну, ведь вы ее знаете. Она сидит и улыбается про себя. Сказала только: “Он был красивым парнем, когда уезжал, но не таким положительным, как его брат”. Вот поэтому она и выбрала отца моего Джорджа. Она еще говорит: “Теперь-то, вероятно, он угомонился”.
Миссис Джордж пригласила меня зайти познакомиться с ним. С наивностью деревенской жительницы, которая если и уезжала из дома, то не дальше, чем в Лондон, она считала, что, раз мы оба побывали в Китае, у нас должны быть общие интересы. Конечно, я принял приглашение. Когда я пришел, вся семья была в сборе; все сидели в большой старой кухне с каменным полом, миссис Медоуз – на стуле у огня, держась очень прямо и в своем парадном шелковом платье, что меня позабавило, сын с женой и детьми – за столом. По другую сторону камина сидел сгорбленный старик. Он был очень худ, и кожа висела на его костях, как старый, слишком широкий пиджак. Лицо у него было морщинистое и желтое; во рту не осталось почти ни одного зуба.
Мы поздоровались с ним за руку.
– Очень рад, что вы благополучно добрались сюда, мистер Медоуз, -сказал я.
– Капитан, – поправил он меня.
– Он прошел всю аллею, – сказал мне Альберт, его внучатый племянник. Когда мы подъехали к воротам, он заставил меня остановить машину и заявил, что хочет идти пешком.
– А ведь я целых два года был прикован к кровати. Меня снесли на руках и посадили в машину. Я думал, что никогда уже не смогу ходить, но когда я их увидел, эти самые вязы, – помню, отец их очень любил, – то почувствовал, что опять могу двигать ногами. Я прошел по этой аллее пятьдесят два года тому назад, когда уезжал, а вот теперь снова сам вернулся по ней обратно.
– Ну и глупо! – заметила миссис Медоуз.
– Мне это пошло на пользу. Так хорошо и бодро я не чувствовал себя уже лет десять. Я еще тебя переживу, Эмили.
– Не слишком рассчитывай на это, – ответила она.
Вероятно, уже целую вечность никто не называл миссис Медоуз по имени. Меня это даже немного покоробило, будто старик позволил себе какую-то вольность по отношению к ней. Она смотрела на него, и в глазах у нее мелькнула чуть насмешливая улыбка, а он, разговаривая с ней, ухмылялся, обнажая беззубые десны. Странное чувство я испытывал, глядя на этих двух стариков, не видевшихся полвека, и думая о том, что столько лет назад он любил ее, а она любила другого. Мне захотелось узнать, помнят ли они, что чувствовали тогда и о чем говорили друг с другом. Мне захотелось узнать, не удивляет ли теперь его самого, что из-за этой старой женщины он покинул дом своих предков, законное свое наследие, и всю жизнь скитался по чужим краям.
– Вы когда-нибудь были женаты, капитан Медоуз? – спросил я.
– Нет, это не для меня,- ответил он надтреснутым голосом и ухмыльнулся, – я слишком хорошо знаю женщин.
– Ты только так говоришь, – возразила миссис Медоуз, – на самом деле в молодости у тебя наверняка было с полдюжины черных жен.
– Тебе не мешало бы знать, Эмили, что в Китае женщины не черные, а желтые.
– Может быть, поэтому ты и сам так пожелтел. Когда я тебя увидела, то сразу подумала: да ведь у него желтуха.
– Я сказал, Эмили, что, кроме тебя, ни на ком не женюсь, и не женился.
Он произнес это без всякого пафоса или чувства обиды, так же просто, как говорят: “Я сказал, что пройду двадцать миль, – и прошел”. В его словах звучало даже некоторое удовлетворение.
– Может, тебе пришлось бы раскаиваться, если бы ты женился, – сказала она.
Я немного поговорил со стариком о Китае.
– Я знаю все порты Китая лучше, чем вы – содержимое ваших карманов. Я побывал повсюду, куда только заходят корабли. Вы могли бы здесь просиживать целые дни в течение полугода, и то я не успел бы рассказать вам половины всего, что повидал в свое время.
– Мне кажется, одного ты все же не сделал, – сказала миссис Медоуз, и в глазах ее по-прежнему светилась насмешливая, но добрая улыбка, – ты не разбогател.
– Не такой я человек, чтобы копить деньги. Зарабатывай их и трать -вот мой девиз. Одно могу сказать: если бы мне пришлось начинать жизнь заново, я бы в ней ничего не изменил. А ведь немногие это скажут.
– Конечно, – заметил я.
Я смотрел на него с восторгом и восхищением. Это был беззубый старик, скрюченный ревматизмом, без гроша в кармане, но он хорошо прожил жизнь, так как умел ею наслаждаться. Когда мы с ним прощались, он попросил меня прийти и на следующий день. Если я интересуюсь Китаем, он будет рассказывать о нем сколько угодно.
На следующее утро я решил зайти справиться, хочет ли старик меня видеть. Я медленно прошел великолепную вязовую аллею и, подойдя к саду, увидел, что миссис Медоуз рвет цветы. Услышав, что я здороваюсь с ней, она распрямилась. В руках она уже держала целую охапку белых цветов. Я взглянул в сторону дома и увидел, что на окнах опущены шторы; меня это удивило: миссис Медоуз любила солнечный свет. “Хватит времени належаться в темноте, когда вас похоронят”, – часто говорила она.
– Как себя чувствует капитан Медоуз? – осведомился я.
– Он всегда был легкомысленным парнем, – ответила она. – Когда Лиззи понесла ему сегодня чашку чая, она нашла его мертвым.
— Мертвым?
— Да. Он умер во сне. Вот я и нарвала цветов, чтобы поставить в его комнату. Я рада, что он умер в этом старом доме. Все эти Медоузы считают, что умирать надо именно здесь.
Накануне очень трудно было убедить его лечь спать. Он все рассказывал о событиях своей долгой жизни. Он так радовался, что вернулся в свой старый дом. Гордился, что без всякой помощи прошел аллею, и хвастался, что проживет еще двадцать лет. Но судьба оказалась милостивой к нему: смерть вовремя поставила точку.
Миссис Медоуз понюхала белые цветы, которые держала в руках.
– Я рада, что он вернулся, – сказала она. – После того как я вышла за Тома Медоуза, а Джордж уехал, я никогда не была вполне уверена, что сделала правильный выбор.
TELEGRAM BARCAFFE
Публикация:
