Как-то воспитатель детского сада говорит нам с женой: «Сводите дочь к школьному психологу, мне кажется, в школу её примут и с шести лет. А то, не дай бог, пересидит в садике».
Мы с женой переглянулись, призадумались, вспомнили каждый своё. Как потом выяснится – одно и тоже. Как та уши себе проколола. Иголкой швейной. В 4 года. И серьги в дырочки повесила. Что ей бабушка подарила.
Ну и пошли.
Возле дверей школы жене сильно поплохело из-за переживаний, мол, сможет ли школьный психолог достойно выдержать нашу повзрослевшую до шести лет и двух месяцев дочь. Ну мы и оставили её у гардероба таблетки глотать. А сами пошли по длиннющему коридору первого этажа, как взрослые.
Подошли к кабинету психолога. Осторожно приоткрыли дверь, засунули в щель головы, я сверху, дочь снизу, практически параллельно постучались ‒ тук-тук! ‒ и радостно сообщили:
– Здрасьте!!!
Психолог, однако, не промах была, тут же в контратаку перешла:
– Маму, значить, не слушаемся, сами по себе в школу гуляем?
– Не-а, слушаемся! ‒ хором сознались мы.
А потом вразнобой:
– у неё щас…
– с сердцем проблемы…
– и потому она валидол ест…
– и валерьянкой запивает…
– тут…
– в гардеробе…
– позвать…ть..?
Психолог:
– Упаси боже! Так заходите. Девочка пусть садится за парту передо мной, а папа ‒ куда хочет на заднюю парту.
Мы дружно:
– У-гу!
Вошли. Расселись. Та ‒ где велено было, а я ‒ за соседнюю парту, мол, не дрейфь, доча, наши своих даже в школе не бросают.
Психолог поверх очков прищурилась в мою сторону, но на валидол не стала нарываться:
– Девочка, скажи пожалуйста, как тебя зовут?
Дочь:
– А вам по имени или по имени-отчеству? А то я в Литве родилась, а там отчеств нет. А потом сюда приехали. А тут есть. Вот и не понимаю, как отвечать: то ли по метрике их ‒ просто Оля, то ли по-настоящему ‒ Ольга Олеговна?
Психолог и ещё раз глянула в мою сторону.
Затем на дочь:
– Ну, главное я поняла. А теперь скажи… Оля, умеешь ли ты считать до десяти?
Дочь:
– А вам по-русски, по-литовски или по-английски? Но по-литовски я только до пяти могу. До десяти тоже знаю, но сказать не могу, язык не слушается. Зато по-английски даже до двенадцати умею!
Психолог:
– Ой-ё-ёй, нам бы с русским разобраться…
И тут же:
– А почему по-английски только до двенадцати?
Дочь:
– Да Ляпис Трубецкой в “Абы чё” по-английски только до двенадцати поёт. Вот я дальше и не знаю.
Психолог:
– Как? Ляпис?…
Дочь:
– Да! Трубецкой! Ну он ещё в “Ласточках” горюет «Дети подрастают ‒ от другого прутся!»
– Ох-ох-ох, ‒ вздохнула психолог.
Сняла очки.
Внимательно посмотрела за дверь.
Потом на меня.
Улыбнулась:
– Подавайте документы. В усиленный класс. Наша девочка!
***