Утро у Петуховой не задалось. Сначала она обнаружила на голове седой волос. Уже восьмой за этот год. Значит, скорее всего, это не случайность, как было с первого по седьмой. Или тоже занести его в «случайность»? В «стресс» там или «авитаминоз»?… Лучше в «авитаминоз», рассудила хитрая Петухова – сейчас как раз ноябрь – и успокоилась до следующего волоса.
Потом подгорел омлетик. Симпатичный такой, с помидорками черри и натёртым сыром. Очень вкусный и совершенно невредный, как и любая еда после развода.
А ещё закончился хлеб. Кисловатый такой, с тмином и семечками. Как всегда, когда он так нужен. Когда не нужен, его всюду по квартире завались, не знаешь, куда деть. Лежит себе везде, черствеет и цветёт. А в край понадобится – как ветром сдуло. Прям как бывший. Только пара крошек в пакете.
Петухова тихонько матернулась, обновила пластыри на пятках, вмяла себя в замшевые сапоги (матернувшись погромче) и застегнула их при помощи плоскогубцев и мата на весь дом.
Выйдя в ноябрьскую хлюпь, Петухова устремила своё клетчатое пальто в сторону гастронома. Идя вдоль заводского забора, она засмотрелась на свежее граффити интимно-антифашистского характера. К несчастью Петуховой, водитель небольшого автокрана Давыдько тоже засмотрелся на граффити. И результатом обоюдного невнимания стала встреча головы Петуховой с автокрановой стрелой. Сознание Петуховой померкло, взор потух, а узники замшевых сапог предательски подкосились. И вся Петухова полетела на следующую встречу – с большой коричневой лужей…
…Ей повезло. Если бы не ондатровая шапка, быть бы сотрясению. Переступив через окровавленного бомжа, Петухова вышла из травмпункта и закурила. Хлеба уже не хотелось. Хотелось полусладкого и подруги Бедуиновой.
– Алё, Бедуинова?
– Она.
– Как дела?
– Не ходи вокруг да около. Сколько брать – одну, две?
– Две, и через час у меня.
– Яволь.
(Бедуинова была хорошим человеком. Она не любила много говорить и умела притворяться, что ей интересно нытьё собеседника. Вероятно, поэтому у неё имелись четыре мужика и даже один муж.)
– Ай!
– Чего.
– Уголёк от сигареты… Млять… В рукав упал! Он, наверное, джемпер прожёг!!!
– Фигасе. Ладно, пока.
Петухова отчаянно затрясла рукой, пытаясь вытряхнуть проклятый уголёк. И вместо него на ступени травмпункта посыпались пачки тонкого «Кента». Одна, вторая, третья… Ещё девятнадцать… Потом выпал целый блок. Петухова здраво рассудила, что падать в лужи на сегодня хватит и выбрала вариант «нестись по улице, вопя, как резанная». Чем и занялась до самого подъезда и немного оставила на лифт.
…С некоторыми людьми такое случается. В кого-то бьёт молния, и он начинает шпрехать на суахили как на родном. Кто-то после комы видит внутренности людей и предсказывает техногенные катастрофы. В других вообще вселяется Соловьёв, и они начинают разбираться в международной политике, русском пути и швейцарских сырах.
Петухова же заполучила древнерусское проклятие царевны-лягушки. В неё попала стрела водителя автокрана Давыдько – младшего из трёх братьев. Да ещё и аккурат в тот момент, когда звёзды Семи Восточных Созвездий выстроились в 77-й катрен Нострадамуса. Это не превратило её в лягушку, спасибо звёздам – они сделали в катрене четыре ошибки и не поставили тире (при всей своей масштабности некоторые звёзды невероятно тупы). Но зато встреча со стрелой младшего Давыдько подарили ей один из царевно-лягушачьих скиллов, а именно рукавную генерацию.
…Но обо всём этом Петухова не догадывалась. Сидя в гостиной в обнимку Бедуиновой, она предавалась логичному охуеванию от произошедшего.
– Может, меня кто-то сглазил? На работе… Точно, эта тварь из бухгалтерии!
– Однозначно. Курицы больше нет?
– Нет.
– Давай рукав.- Бедуинова засунула куриную кость в рукав петуховского халата. – Тряси.
Петухова тряхнула рукой – и здоровенная курица, шумно шлёпая крыльями, приземлилась на край раковины. Огромный мохнатый пёс, как свидетельство того, что телячьи котлеты в кулинарии лучше не покупать, громко залаял на птицу. Та закудахтала и опустилась между ящиками с вином и коробами духов «Kezno» – прямо в ворох тысячных купюр с одинаковыми номерами.
– Не, с едой некайфово получается, – констатировала Бедуинова.
– Может, с хлебом повезёт? – выдвинула версию Петухова, ссыпала хлебные крошки из пакета в рукав и грациозно зиганула.
– Нда. С хлебом та же херня, – сказала Бедуинова, уставившись на золотую рожь, колосящуюся на ковре. – С другой стороны, дурацкий хлеб и купить можно. Снимай серьги.
– Зачем?
– Они ж с рубином. Ты на фитнес ходила пару раз – значит крепкая. Недельку рукой помашешь – и будешь со списка «Форбс» ножки свешивать. О! Или давай бензина тебе зальём? Интересно, он прям в канистрах вылетит или…
– Блять, почему это со мной раньше не случилось?..
– А что бы это изменило?
– Может, Коля бы не ушёл…
– Ой, да пошёл он на хуй! Мы тебе щас так рукавом намайним, можешь любого принц… Ёёёёёёёёёёптать! Как же я сразу не подумала?!
– О чём?!
– Нафига ждать-то?! Мы тебе прям щас мужика найдём!
Бедуинова подошла к журнальному столику и схватила журнал. Демонстративно ткнула пальчиком в обложку с Томом Харди.
– Ты ведь шутишь, да? – округлив осоловелые глаза, сказала Петухова.
– Вовсе нет, мать. Тащи ножницы.
… – Готово! – Бедуинова сложила фотографию вчетверо и осторожно засунула в рукав Петуховой. – Метай суженого!
– Я, я… не уверена. А вдруг я ему не понравлюсь? Мне нужно подтянуть английский и вообще…
– Я тебя умоляю! «Хэллоу, Том, ай эм мисс Петухова, Лондон из э кэпитал…», все дела! Нальём винишка, посидим, потом я типа срочно на работу, включишь музон… Он же тоже мужик, хоть и американский!
– Но я даже не накрашена!
– Ты не слышала, что я говорила про вино? Махай давай, чего ты медлишь?
– Погоди. А если… Если их много вылетит?
– Себе заберу. Нашим раздадим – Алёхиной, Пестушко, Вер Иванне! Томов Харди много не бывает! Херачь, он там уже запрел небось!
– Ладно…
– На диван, на диван направь, чтоб ему помягче было!
– Ну, с Богом.
Петухова глубоко вздохнула, подтянула грудь и метнула рукавом в стороу диван-кровати…
…Сначала из рукава вылетел нечеловеческий крик. За ним вылетел великий американский актёр, врезался в диван и с грохотом скатился в ковровую рожь, скрывшись под наливными колосьями. С краю вывалилась его нога, немного поколотилась о паркет и замерла. Стало тихо. Очень. Невыносимо. Тихо. На кухне завыл пёс.
– Том? Хэллоу?! Мистер Харди? – пролепетала Петухова. Бедуинова молча углубилась в «поле» и оценивающе посмотрела вниз.
– Упс! – сказала она. – Надо было фотку в трубочку сворачивать…
Петухова подошла ближе и тут же схватилась за рот в рвотном приступе.
Надо признать, Том Харди выглядел не очень. Он был не просто мёртв. Будто ребёнок неправильно собрал паззл с его изображением – голова голливудской звезды вывернута на 180 градусов, руки и ноги напоминали графики сейсмологических возмущений, а сломанный в двух местах позвоночник превратил его тело в подобие шахматного коня, больного сколиозом. Фото и правда не надо было складывать.
В дверь позвонили. Потом еще и еще.
– Не открывай, – Прошептала Бедуинова, – Это федералы.
– Какие нахуй федералы?!
– Скорее всего из Лос-Анджелеса. Быстрые, сссуки…
– Я вошёл, у вас открыто! – Объявил мужской голос из прихожей.
– Ты чё, не закрыла дверь?! – зашипела на Петухову Бедуинова.
– Зачем? – глупо спросила Петухова.
– Зачем? У тебя во ржи труп Тома Харди!
– Ээээ, здрасьте… – Донеслось сзади. Подруги оглянулись – на пороге стоял незнакомый мужик, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. – Гражданка Петухова?
– Это вот она, да. – Бедуинова с готовностью затыкала пальцем в подругу. – Я просто свидетель. Но она не специально, она вообще классная, может принести с работы положительную характеристику…
– Да я сам виноват! Разинул варежку на эту писанину настенную. – Перебил её Давыдько. – Я водитель автокрана. Ну, который вас по голове… В больнице адрес ваш выпросил. Я извиниться хотел… Это…лично. Вот. Вам в качестве эт самое… Искренних.
Давыдько выудил из-за спины бюджетное трио роз и протянул Петуховой.
– Сссспсбо. – Ответила та согласными. На старой чешской люстре повисла пауза.
– А у вас тут… Э-э-э… Хлебно. – Обронил Давыдько, глядя на рожь.
Вырвавшаяся из собачьих лап курица пернатым ядром пронеслась мимо всей троицы и скрылась во ржи.
– Я поймаю! – с готовностью, пропитанной чувством вины, произнёс Давыдько и ринулся за ней.
– Не надо!!!
– ЁБАНЫЙ ХУИЩЕ!!! Я извиняюсь. У вас тут эт самое… жмурик. На Тома Харди похож.
– Он, он притворяется! – Невозмутимо ответствовала хитрая Бедуинова.
– Это очень вряд ли. – Ответил Давыдько, протягивая Петуховой пойманную курицу. – У него парашют что ли не раскрылся?
Курица клюнула Петухову в руку, и это вывело её из оцепенения. Настало время истерик.
– Он мёртв, мёртв! – заорала она. – Это я его убила! Я! Понимаете?! Я!! Любимого актёра!!! Что мне делать?! Что мне…
– Бетон. – Невозмутимо перебил её Давыдько.
– Что?!
– Мы тут фундамент новостройки заливаем. Недалеко, на Гагарина. Завернём его в ковёр и ночью эт самое… Никто и не узнает.
За 10 лет халтур по подмосковным стройкам Давыдько приобрёл способность ясно мыслить и быстро реагировать в стрессовых ситуациях.
Дождавшись темноты, они завернули труп Тома в ржаной ковёр, погрузили в автокран и скрыли улики в свежем бетоне фундамента. Бедуинова напилась окончательно и уехала на такси домой, а Петухова с Давыдько еще долго шептались в «Старбаксе». А потом в «Шоколаднице». И через неделю в «Граблях». А потом в «Ударнике» во время «Т-34-2». А затем в театре, цирке и турецком отеле. И даже в ЗАГСе, обмениваясь кольцами, он многозначительно переглядывались. А после этого стали-жить поживать да добра наживать. Не только при помощи рукава – водитель Давыдько много вкалывал на своём долбаном автокране.
А у новостройки на Гагарина каждое утро появлялись свежие цветы. Куда каждую ночь сваливала Бедуинова, не понимали все её четыре мужика. И даже один муж.
Керины сказки
Кирилл Ситников