“ГРАФСКАЯ РАЗВАЛИНА” сказка-быль от Кирилла Ситникова

После коньяка Водоносов имел благородную привычку выкурить предзасыпную сигару. Поэтому он обернул своё автозагарное тело в халат струйного атласу, закинул в рот сочную виноградину и вышел на террасу. Имперским взглядом он окинул открывшийся пред ним вид: стриженую под гольф лужайку, на которой легко разместилась бы 1-я гвардейская армия генерала Голикова, мраморную беседку с золотым куполом, какие-то иностранные кусты и деревья, скрывающие гаражи, часовню на 90 персон и покерную на 200. Короче говоря, вид был вполне презентабельным для владельца чего-то непонятного со словами «Инвест», «Никель», «Фонд» и «Россия» в названии. Всё это Водоносов изволил называть поместьем, ибо с некоторых пор он являлся дворянином, а именно графом (вообще-то он хотел быть бароном, но на этот титул и приставку «фон» акция не распространялась). Голубокровную тишь нарушали убаюкивающий плеск фонтана да фальшивый храп утомлённой шампанским певицы Женьшень (в досценическом миру – Розенцвайг), доносящийся из спальни. Храп был такой же отвратительный, как и её альбом «Боль», что, впрочем, не мешало ей по выходным храпеть у Водоносова, а раз в год – еще и в обнимку с премией «Муз-ТВ».

Граф выдул сигарную струю в заходящее над поместьем солнце. Коньяк в крови навесил на его глаза слезливый фильтр юношеского романтизму, отчего закат превратился из просто красивого в потрясающий. Водоносова потянуло его запечатлеть. К тому же апельсиновое солнце будто насадилось на далёкие пики кованого забора, что выглядело весьма забавно. Вытянувшись над перилами крановой стрелой, Водоносов получил идеальный ракурс. А противовес не получил, отчего месть обидчивой физики не заставила себя долго ждать. Дворянин атласным штурмовиком спикировал на итальянскую плитку, где застыл в неестественной для графа позе в россыпи осколков противоударного телефонного чехла…

…Водоносов пришёл в себя, когда солнце уже зашло, а к храпу и фонтану прибавились удары мотыльков о фонарный плафон. Граф попробовал подняться, но быстро понял, что он не чувствует тело.

– Очнулся? – Спросил чей-то мужской голос откуда-то сверху.

– Вроде как. – Ответил Водоносов.

«Странно. – Подумал он. – Я же отпустил прислугу и охрану…». Водоносов всегда так делал, когда к нему притаскивалась Женьшень, чтобы не смущать даму (разумеется, из журнала «СтарХит» об их флирте знали все, но у дворян так заведено просто).

– Вы… вы мне не поможете?

– Я не могу. – Грустно ответил голос. – Я держу террасу.

Водоносов повернул глазные яблоки в сторону голоса. С ним определённо беседовал мраморный атлант, придерживающий руками балкон.

– Чувствуете боль? – спросил атлант.

– Неа, вообще ничего.

– Это плохо. Позвоночник, видать, сломан.

– Ты чо, доктор?

– Нет, но про спину всё знаю. Профессиональное. Вам срочно нужно в больницу.

– О, спасибо, кэп. Только я даже пальцем пошевелить не могу, чтоб «скорую» вызвать. И в доме никого, как назло. Только Розенцвайг, но её после трёх «Моётов» и канонадой не поднимешь…

Водоносов несколько минут молча смотрел в звёздное небо.

– Я не должен быть здесь. – Грустно произнёс он.

– Где? – Спросил атлант.

– Тут, внизу. Я должен спать наверху, на водяном матрасе, толкать в бок Женьшень, чтобы она не храпела… Это несправедливо.

– Я тоже не должен быть здесь. – Вздохнул атлант. – В 60-х, когда я был скульптурой пионера-горниста в детском лагере, я мечтал быть памятником Гагарину. На какой-нибудь площади. А вокруг скамейки и дорожки, посыпанные красным песком. Чтобы подо мной встречались всякие там влюблённые. А на День космонавтики чтоб венки. И я такой на всех открытках. Типа достопримечательность… А в итоге я здесь, держу твой балкон. Зато голуби не гадят. Правда, в подмышке ласточкино гнездо, трындец щекотно, но, знаешь, птенчики такие няшные, что…

– Что за хрень ты несёшь?! – Огрызнулся возлежащий граф.

– А? Почему хрень-то? Может, твоё падение – это знак?

– Да? И какой же? Не фотографировать закат?

– Нет. Посмотреть на всё… ну, знаешь – снизу. Когда ты там, наверху, ты же не видишь меня. Ты думаешь, что ты на вершине только благодаря себе. А на самом деле, ты не падаешь, потому что снизу твой балкон поддерживаю невидимый я. Но я есть. Как тебе такая версия?

– Если честно – идиотская. Хотя бы потому, что я всё-таки упал.

– Из-за того, что ты нажрался. Здесь, видимо, второй знак, про алкоголь и искусство экстремальной фотографии, но я вернусь к первому. Скорее всего, это намёк на то, чтобы ты узнал и оценил тех, кто ниже тебя.

– Но я и так всех знаю!

– Да? И как зовут твоего охранника? Который дежурит под балконом?

– Щас… Там что-то с крупой? Гречко. Нет. Погоди. Манкин? Нет… Как же его, мать…

– Горохов. Ты знал, что он пишет песни? Про охрану? Они дерьмовые, но лучше чем треки из альбома «Боль».

– Да плевать. Я не понимаю, к чему ты ведёшь.

– К тому, что внизу тоже есть жизнь. Которая тебя поддерживает. И которая может прийти на помощь, когда ты упал. Или предупредить падение.

– Ну ок. Вот я упал. И где она, помощь? Ты вцепился в террасу и явно мне не поможешь.

– Я могу помочь косвенно. А ты мне поможешь?

– Это каким образом?

– Я уже не тот. Пожалуйста, поставь рядом со мной ещё одного атланта? А лучше кариатиду. Азиаточку.

– Хорошо, поставлю! Сисястую, как Розенцвайг!

– Лучше рукастую. Держать мир вдвоём легче и веселее…

– Ладно, ладно! Будет мраморная китаянка-бодибилдер, обещаю! Ты будешь помогать или нет?

– Конечно буду. Фроленкооооооов! – Громко воззвал атлант.

– Кто это?

– Твой лужайковый гном.

– Кто?!

– Сейчас увидишь. Фроленкооооооов!

На зов атланта из иностранных кустов вылезла керамическая голова садового гнома.

– Ну хули ты разорался, подставка сраная?! – Заворчал гном. – Ты на часы смотрел?!

– Фроленков, подойди, пожалуйста. Тут человеку помощь нужна. Надо завести его в «Склиф» или «Бурденко».

Гном не спеша подошел к Водоносову, сильно хромая на правую ногу.

– Кому помогать?! – Проворчал Фроленков. – ЭТОМУ?! Ну щас!

– Да почему не помочь-то? – спросил атлант.

– Потому что его Власов мне на ногу наехал!

– Я не знаю никакого Власова! – запротестовал Водоносов.

– Это водила твой, идиот! Ты не знаешь, как его зовут? – Изумился гном.

– Я… не то чтобы… – Промямлил граф. – Я всегда зову его «Ты». «Эй, ты». Я даже не знал, что у него есть фамилия!

– Я не буду помогать этому мудаку. – Отсёк Фроленков и захромал обратно в куст.

– Постой! Подожди! – Взмолился Водоносов. – Я… Я извиняюсь. За Власова, твою ногу и всё такое. Искренне. Я распоряжусь, чтобы тебе сделали новую ногу.

Фроленков остановился, почесал глянцевую бороду:

– И запрети Радимову на меня ссать!

– Ааааа…?

– Это твой садовник! Господи, что ты за мудило?!

– Хорошо-хорошо, он не будет на тебя… Ты поможешь?

– Ладно. – Согласился Фроленков и, засунув пальцы в рот, заливисто свистнул, аж до трещины на щеке. Через секунду он уже ходил взад-вперёд перед строем лужайковых гномов, по-прорабьи сложив руки за спину, и раздавал приказы:

– Значит так, хлопцы. Работаем в темпе, времени нет. Лиховцев и Путило!

– Што.

– Срываете с изгороди весь плющ и плетёте упряжку. Дружников идёт к бассейну и приносит с шезлонгов подушки, чтобы в процессе транспортировки не травмировать травмированного.

– Босс, «травмировать травмированного» – это тавтология.

– Ой, правда, извини, пожалуйста, дружище. БЕГОМ ПРИНЁС ПОДУШКИ СЮДА, ГОВНО КИТАЙСКОЕ!!!!

– Слушай, Фроленков. – Поинтересовался атлант. – А кого ты запрягать-то собрался?

– А у меня что, выбор есть? – огрызнулся гном и крикнул. – Афиногенов!! Гунько!! Кис-кис-кис сюда бегом!

Водоносов услышал, как что-то с треском оторвалось от крыльца. Это крылечные львы, по-кошачьи потянувшись, спрыгнули с постаментов и подошли к гному.

– Это ты на нас, что ли, намекаешь, дрыщара бородатый? – Грозно спросил лев Афиногенов. – Мы тебе чо, лошади?!

– И не будем мы помогать! – Вторил собрату лев Гунько, кивнув гривой в сторону Водоносова. – Этот козёл мне давеча бутылку об башку разнёс! Запросто так, кстати! Я его ваще не трогал!

– Блин… Ну простите, пацаны. – Попросил Водоносов. – Была сделка на два ярда, я ощутил эмоциональный прилив… Если что-то нужно, я обещаю…

– Бетонный мячик. – Проурчал Афиногенов. – Каждому!

– И крылья! – Добавил Гунько.

– На хрена нам крылья, дегенерат? – Обалдел Афиногенов. – Это же пошлятина несусветная!!

– А ты не мог бы сейчас обойтись без слова «дегенерат» и других оскорблений? – Хмуро вопросил Гунько.

– Нет, потому что ты дегенерат и есть!

– Ах так, значит. Лаааадно… Нна, получай! На, На!

– Ты дурачок что ль по глазам МРРРРААААУУУУУУ!!!!

Вмиг два льва превратились в клокочущий клубок крошащегося бетона, который норовил превратить дворянское тело в блин.

– А ну харэ драться, дебилы! – Проорал Фроленков, и львы расцепились, тяжело дыша. – Ненавижу субподрядчиков! Короче! Каждому по бетонному мячу, окей?

– Окей. – Промурлыкал Афиногенов, а Гунько молча кивнул. – Только на спинах мы его не потащим, даже за гранитный бантик!

– Да господи ж ты боже мой! – Воскликнул Фроленков. – Где я вам карету-то… Хорошо, щас. Кудрявцева!!!

– И не подумаю! – Отозвалась беседка. – Пусть этот твой больной сначала…

– Да понял я, понял! – Вскричал Водоносов. – Извини, что заблевал тебе скамейку!

– И перила!

– И за перила тоже прости!

– Тогда мир. Тащите его в меня!

…Через полчаса Фроленков уже натягивал вожжи на паре львов, запряженных в беседку со стонущим графом внутри.

– Нннно пошлииии! – Завопил гном львам.

– А ты не мог бы без этого пасторального «нннооо»? – Попросил оглянувшийся лев Гунько.

– Ну я не знаю команд для запряженных львов. Вперёд, вольные хищники саванн! Так нормально, придурок?

– Такое допустимо, да. – Ответил Гунько, а Афиногенов одобрительно кивнул. Львы встали на дыбы и рванули вперёд, срывая когтями комья земли и дорогущего дёрна. Беседка взвизгнула от рывка, встала на ребро и заскрежетала следом, утягиваемая каменными хищниками. Кованную ограду львы даже не заметили, и «карета» понеслась по шоссе в сторону московских огней.

…Под громкое «И-хааааааа!» обезумевшего от драйва гнома Афиногенов и Гунько мчались по московским улицам, разбрасывая в стороны куски плитки и асфальта. И никто, гуляющий или дежурящий по Москве в этот поздний час, совершенно не удивлялся увиденному. Не стреляют во все стороны, и хорошо. А плитка и асфальт… Так всё равно назавтра переложат по-новому. Фроленков остановился лишь раз – посреди Тверской.

– Сергеич! Доброй ночи! – Окликнул он памятник Пушкину. – Не подскажешь, как до «Склифа» допереть?

– Отчего ж нет? – Прогрохотал поэт. – Скачи по Садовому до Сухаревской площади!

– Спасибо, земляк!

– Поэмку не хотите новую послушать? Постапокалиптичненькую? «Когда дождём размыло Русь…»

– Прости, Сергеич, надо когти рвать – у нас тут тяжёлый!

…Последним снесённым в эту ночь забором была старая ограда НИИ Склифосовского. Осаженные Фроленковым львы круто развернули беседку, отчего бюст профессора обдало асфальтовой крошкой. Голова проснулась и с ненавистью, на которую способны только гениальные доктора, посмотрела на каменный «экипаж».

– Вы што себе позволяете, сволочи?!

– Николай Василич! – Раболепно затараторил гном. – Тут дело, не требующее отлагательств!

– Убирайтесь к чертям собачьим!

– Но, профессор, тут пациент с расчавканным позвоночником…

– Что? – Ненависть к людям сменилась на детскую заинтересованность. – Он чувствует члены? Боль?

– Вообще ни хрена! – завопил Водоносов из недр беседки.

– Чудно! Бегом в третье строение по левую от меня сторону! Профессор Ципаревич ещё не уходил!

– А он трезвый?

– Надеюсь, что нет!

…Ципаревич был почти богом. Он сражался с дворянской хворью как лев, так что Афиногенов с Гунько приняли его в свой прайд. Водоносов прекрасно чувствовал себя до пояса. Но ноги… Здесь профессор оказался бессилен. Поэтому через два месяца жизнь графа изменилась. Поместье и авто оборудовали пандусами, по которым Водоносов лихо гонял на электроколяске. Теперь он каждое утро выезжал из спальни, откуда давно выветрился запах женьшеня. Спускался по пандусу вниз, выезжал на крыльцо, охраняемое львами с бетонными мячами под лапами. Проезжал под террасой, поддерживаемой атлантом и кариатидой, напоминающей Люси Лю с бицепсами молодого Шварцнеггера. Здоровался с садовником, въезжал в переоборудованный «Крайслер», который медленно, чтобы не повредить садового гнома, выдвигался на шоссе через новенькие ворота и нёс босса на работу в сторону стеклянных пиков «Москва-Сити».

Однажды, выехав на коляске из лифта на 80-м этаже, Водоносов чуть не столкнулся с уборщицей Тырдыевой, трущей пол его приёмной. Тырдыева испуганно вытянулась в сухую тонкую струнку, почти спрятавшись за модную швабру. Водоносов кивнул ей и проехал дальше, как вдруг остановился, а затем дал заднюю. Проезжая мимо уборщицы, глядя на неё с нового для себя ракурса, он заметил, что её рука мелко самопроизвольно трясётся.

– Что у вас с рукой, Тырдыева? – Поинтересовался граф.

– Ничего. – Пролепетала та, спрятав руку за спину.

– Я же видел, что она дрожит.

– Это мне совершенно не мешает, вы не подумайте… – Испуганно проговорила женщина.

– Я не к этому клоню. Когда это началось?

– Недели две назад…

– Это же ненормально, понимаете? Вам надо в больницу. Знаю я одного прекрасного доктора, он, я думаю, как раз уже накатил…

– Нет-нет, не надо!

– Не волнуйтесь, я засчитаю вам рабочий день. Переоденьтесь и спускайтесь на парковку – Власов отвезёт вас в «Склиф», я распоряжусь.

– Но если меня положат? Кто будет смотреть за детьми?

– Вожатые в детском лагере. Я всё оплачу, не переживайте. Идите и ни о чём не беспокойтесь.

Власов направил коляску к дверям своего кабинета, оставив Тырдыеву гадать, спит она или умерла.

– Шеф? – Окликнула она его.

– Да?

– Не верьте Сысюку.

– В смысле?!

– Он вас обманывает. Он кинет вас при первой возможности. У него уже есть план.

– Сысюк – партнёр, проверенный службой безопасности, и как вы, уборщица, вообще это можете…

– Это здесь я уборщица. – Ответила Тырдыева, опустив взгляд в начищенный до блеска пол. – А в Худжанде я почти дописала диссертацию по физиогномике… Если б не восьмой ребёнок… К тому же…

Женщина достала из кармана халата смятую визитку Водоносова и продолжила:

– …к тому же странно, что партнёр выкидывает вашу визитку в урну, ещё даже не выйдя из офиса…

Водоносов пристально посмотрел на женщину. Снизу вверх.

– Спасибо, Кариатида.

– Я Фатима. – Улыбнулась уборщица.

– Да-да, я знаю. – Ответил он. И добавил:

– Простите.

***

Керины сказки
Кирилл Ситников

"ГРАФСКАЯ РАЗВАЛИНА" сказка-быль от Кирилла Ситникова

TELEGRAM BARCAFFE

Адаптивная картинка
Картинка при наведении
 Спешите! Вам осталось до перехода на телеграм-канал "BarCaffe":  

"ГРАФСКАЯ РАЗВАЛИНА" сказка-быль от Кирилла Ситникова
7

Публикация:

не в сети 2 дня

Солнце

"ГРАФСКАЯ РАЗВАЛИНА" сказка-быль от Кирилла Ситникова 4 193
Солнце светит даже злым. ...
Комментарии: 5Публикации: 651Регистрация: 21-04-2020
Если Вам понравилась статья, поделитесь ею в соц.сетях!

© 2019 - 2024 BarCaffe · Информация в интернете общая, а ссылка дело воспитания!

Авторизация
*
*

Регистрация
*
*
*
Генерация пароля