Савельев приехал в ближайшую субботу, по самой распутице, погостил воскресенье и в ночь вернулся в Москву, к своим студентам и больным. Осмотрев Ольгу Константиновну сразу по приезде, он нашёл её состояние весьма удовлетворительным.
— Ну что ж, Елена Васильевна, примите мои поздравления! Думаю, мы смело можем дать благоприятный прогноз на дальнейшее течение болезни. Теперь главное — соблюдать режим и больше двигаться. Это вы хорошо придумали с рукодельем: за счёт мелких движений и концентрации внимания функции нервных клеток будут восстанавливаться быстрее.
Вечером он велел принести колоду карт и предложил Ольге Константиновне партию в пикет.
— Я пристрастился к картам — излюбленному досугу старых дев и холостяков. Верите ли, вечером просто руки чешутся взять колоду!
— Но с кем же вы играете, раз вы холостяк? — спросила Ляля игриво.
— По-разному. Когда с Комовским, а когда и просто пасьянс раскладываю. К сожалению, удовольствие играть с дамами случается нечасто, так что, сударыни, не могу не воспользоваться оказией.
Ольга Константиновна смутилась, но, увлекшись, уже без усилия совершала привычные движения, следя единственно за ходом игры. Они сыграли роббер и, не останавливаясь, начали второй, когда Савельев, поглядев на свою визави, смешал карты.
— Простите мне мой эгоизм, милейшая Ольга Константиновна, вы устали. На сегодня, пожалуй, хватит!
Ляля, не без лукавства наблюдавшая за игрой матери, заметила в её лице тень разочарования. Савельев перехватил Лялин взгляд и подмигнул ей.
Назавтра он уехал, а у Алпатьевских затворниц, как величал их в своих письмах Шершиевич, появилось новое развлечение: карты.
За картами и рукоделием время шло быстрее, и однажды, поглядев в окно, Ляля увидела первый снег.
— Мама, смотри: снег! — воскликнула она и подумала: «Боже мой, уже зима! Я целую вечность не видела Серёжу с Пашей…». Что-то сверкнуло в её уме, какая-то мысль или воспоминание, но Ляля не успела её удержать — Ольга Константиновна вдруг отчётливо произнесла: — Первый снег в понедельник — к деньгам!
Ляля посмотрела на мать в волнении. Ольга Константиновна встретилась с ней глазами.
— Что?
— Повтори! Мама, повтори, что ты сказала!
— Я сказала: снег в понедельник…
Ляля присела перед матерью на корточки, взяла за руки.
— Ты слышишь? Мама! Ты говоришь! Как раньше!
……………………………….
К Рождеству приехали Павел с Серёжей, и Ольга Константиновна встречала их в гостиной в лучшем своём платье.
— Мама, да вы молодцом! Рад, очень рад, — говорил Павел, целуя тёще руку, и не выдержал: обнял и расцеловал в обе щёки.
Серёжа неловко топтался в дверях. Он повзрослел и вытянулся, и было заметно, что ему до смерти хочется кинуться бабушке и к матери, стоявшей позади её кресел, но он робеет — отвыкнув за минувшие два месяца от женского обхождения и переняв обыкновенную среди гимназистов манеру серьёзной сдержанности на людях.
Ляля не удержалась, шагнула ему на встречу, и тогда сын, мигом позабыв условности, со всех ног бросился к матери, обхватил её вокруг талии обеими руками, прижался к ней и заплакал. Ляля тоже почувствовала, как солёная капля скатилась к её губам, и в ту же минуту сзади к ней приблизился Павел — взял за плечи, поцеловал в висок, прошептал: «Здравствуй, родная!»
Разговор за столом то и дело замирал: казалось, все, кроме Серёжи, испытывают неловкость. Ольга Константиновна понимала, что дочери и зятю хочется побыть вдвоём после разлуки, случившейся к тому же по её вине, и, чтобы ненароком не сбить их разговор каким-нибудь несвоевременным замечанием, она хранила молчание, ограничиваясь односложными ответами, когда обращались непосредственно к ней. Но это не слишком помогло: Павел Егорович и Ляля то и дело начинали говорить одновременно — у обоих на кончике языка вертелось множество вопросов, и оба уступали друг другу, замолкая одновременно. Что до Серёжи, то он просто утомился с дороги и теперь, отогревшись и осоловев от сытости, клевал носом над своей тарелкой.
— Лавруша, проводите Серёжу в его комнату, не то он заснёт прямо за столом! — сказал Павел Егорович.
Серёжа встрепенулся и уже открыл было рот, чтобы возразить отцу, дескать, он вовсе не спит, он даже не думал спать, но вместо этого громко зевнул, отчего взрослые рассмеялись.
— Идёмте, Сергей Палыч! — Лавруша решительно взяла мальчика за руку, и он с неохотой подчинился.
После его ухода сказалась уставшей и Ольга Константиновна. Ляля вместе с Лаврушей помогли ей улечься, и, пожелав доброй ночи, оставили одну.
Ляля вернулась в гостиную и застала мужа за раскладыванием подарков под наряженной ёлкой. Она вошла и тихо опустилась на край штофного кресла. Павел достал из большой коробки ещё один маленький свёрток — очевидно, последний — и повертел его в руках, загадочно улыбаясь.
— Это мой? — догадалась Ляля.
Он подкинул свёрток и протянул ей:
— Хочешь посмотреть сейчас?
Ляля взглянула на подарок, потом подняла глаза на мужа.
— Не думаю, чтобы он был мне дороже тебя. Завтра! Идём спать.
В. К. Стебницкий
***