Ляля проснулась в холодном поту — ей снился сон, непередаваемо-жуткий, и самое ужасное в этом сне было то, что она не могла понять, в чём же именно состоял его ужас. Она сидела в постели, вспоминая, и пыталась понять, что же её так испугало. Это были самые обычные вещи: они с Павлом стояли на берегу реки, за которой простирался какой-то город. И им надо было туда, а моста не было, и будто бы Павел говорил что-то о лодке, но она смотрела на серую, медленно текущую воду, и масса этой воды наводила на неё нестерпимый ужас, от которого хотелось кричать. Наверное, она и кричала, потому что в дверь постучала Наташа, её горничная:
— Барыня, Елена Васильевна! С вами всё хорошо?
— Наташа, войди, — отозвалась Ляля. Она уже зажгла ночную лампу, и первое, что девушка увидела, были полные страдания глаза хозяйки. Ляля увидела, как её собственный страх отразился в глазах вошедшей мгновенным испугом. — Я кричала?
— Кричали-с! Так кричали-с…
— Мне приснился дурной сон. Дай мне переодеться да принеси валерьяновых капель.
— Боже правый, барыня, да ваша сорочка вся мокрая! Здоровы ли вы?
— Полно, Наташа, я здорова. Ступай за валерьянкой, я оденусь сама!
Павла не было дома, он уехал по своим коммерческим делам: была страда — горячее время для хлебной торговли.
…Прошло уже несколько лет, и Шершиевичи стали забывать о недуге Елены Васильевны. Даже случившаяся годом раньше кончина Ольги Константиновны, вопреки опасениям, излившись слезами, оставила по себе только нежную печаль. Серёжа заканчивал гимназию и на будущий год собирался идти в морское инженерное училище, что несколько беспокоило мать: она втайне надеялась на университет, молилась, чтобы сын передумал, и ласково пеняла мужу за подаренный им когда-то игрушечный галеон. С той поры бывшая детская, украшенная картами и моделями самых разных судов, лоциями и томами по мореходству, превратилась в некоторое подобие капитанской каюты.
Ляля теперь ассистировала Савельеву только в особых, самых сложных случаях и больше на правах равной коллеги. У неё была уже собственная практика, и весьма обширная — Елена Васильевна пользовалась заслуженной славой искусного врача…
Пришла Наташа, неся на подносе рюмку с валериановыми каплями и стакан воды. Ляля выпила лекарство и, отпустив девушку, стала ждать, пока оно подействует. Постепенно сердцебиение унялось, но страх всё не отпускал. «Надо заснуть, заспать этот сон», — подумала она, но стоило закрыть глаза, как перед ними снова была эта жуткая река.
Ляля села в постели и зажгла лампу, посмотрела на часы: шёл второй час ночи. Попыталась было закрыть глаза — и опять перед ними катила свинцовые зловещие воды ненавистная река! Отчаявшись избавиться от навязчивого видения, она взяла книгу, но глаза скользили по строчкам, а смысл прочитанного ускользал, как разговор за стеной — совсем посторонний и неинтересный.
Тогда она встала и, накинув шаль, вышла в сад.
Предрассветный ветер шумел в вершинах старых лип, пахло политой землёй от цветника и чем-то ещё, очень знакомым — Ляля силилась вспомнить и не могла. Она прошла до конца аллеи и присела на скамейку, стоявшую под высокими кустами сирени на границе соседнего участка. Отсюда, тёмной прямоугольной массой, был виден дом, в котором светились два окна: её спальни и крайнее справа — Серёжино. Она вернулась в дом и, пройдя по коридору второго этажа, постучала в дверь комнаты сына.
— Да?
Ляля отворила дверь и вошла. Серёжа сидел в постели, опершись о стол, с большой раскрытой книгой поверх одеяла. В руке он держал карандаш, который завис над тетрадью. Он поднял глаза на мать.
— Мама?
— Почему ты не спишь? — спросила Ляля, присаживаясь на край его постели.
— А ты? — Серёжа улыбнулся, и Ляля очередной раз подумала: совсем как Павел!
— Мне приснился дурной сон…
— Да, я слышал. Ты кричала.
— Тебя я тоже разбудила? О Господи!
— Нет, я ещё не спал. Я выглянул, Наташа шла по коридору, спросил, что случилось.
Ляля посмотрела на него: совсем взрослый! Говорят, похож на неё, но нет: улыбается и смотрит совсем как отец, а голоса и вовсе у них одинаковые.
— Ну, ладно. Поздно уже, давай спать, — она поднялась и пошла к двери.
— Да, сейчас. Ещё минуточку…
У себя в спальне она легла на мужнину половину постели: его подушка сохранила запах, такой родной и спокойный. Уткнувшись в эту подушку, Ляля отпустила мысли, и они теперь блуждали от мужа к её пациентам, от пациентов к сыну… Так она и заснула.
Наутро она чувствовала себя немного разбитой, но после завтрака, как и собиралась, отправилась навестить больную. Тут-то и настиг её давешний кошмар. Почувствовав, как похолодело внутри, она поднялась и, извинившись, вышла. Спустилась по лестнице, нашла телефон и набрала номер дома, сама не зная, о чём будет говорить, когда Наташа снимет трубку. Но непременно надо было звонить!
Когда на том конце ответили, она услыхала голос Павла.
— Паша! Слава Богу, это ты, — воскликнула Ляля с облегчением. И в ту же секунду ледяная рука страха сжала её горло: — Что случилось? Почему ты дома?!
В. К. Стебницкий
***